Кивнув, Брум повернул лошадь обратно и направился в имение. Динди выглядела чуть удивлённой, но, конечно, не задала никаких вопросов. Вместо неё чуть капризно забубнела Риззель, которая очень любила поездки в город, и теперь, конечно, недоумевала — отчего её вдруг везут обратно.
— Сегодня город закрыт, любимая, — ласково пояснил Брум. — В другой раз.
— Шева… — начиная похныкивать, принялась повторять девочка. — Ням-ням…
Она добавила ещё несколько слов, которые Брум не понял.
— Мы увидим Шеву позже, — проговорил он, и сердце его защемило. — Очень скоро. И обязательно покушаем у мэтра Хеймеля. Твои любимые сахарные пальчики, а?
Риззель, наивная, как и все двухлетние дети, радостно рассмеялась и вновь принялась играть с мамой. Шервард смотрел на неё, и сердце его разрывалось. Очень хотелось заплакать. Он понимал, что вот-вот покинет малышку, и, быть может, надолго. Кто знает — может и навсегда… Хотя о смерти юноша старался не думать.
Как бы ему хотелось сейчас, чтобы Риззель перебралась к нему на колени, как это бывало иной раз. Хотелось стиснуть её в объятиях, покрыть поцелуями её пухлые гладкие щёчки, лобик, её шёлковые волосы… Эта разлука разобьёт ему сердце…
Увы, малышка, похоже, не чувствовала флюидов, исходящих от него, и, счастливо смеясь, возилась с Динди. Впрочем, не будь Брум так занят управлением лошади, он, наверное, заметил бы, что сестра сейчас ведёт себя как-то необычно — немного отстранённо, не отдавая всю себя любимой дочери. Так, будто её мысли (кто бы что ни говорил, а у неё всё-таки были свои мысли в голове!) были заняты чем-то другим.
И Динди вдруг, крепко прижав дитя к груди, поднялась (благо, повозка двигалась небыстро и довольно плавно) и пересела ближе к брату. Она села рядом и обняла его, положив голову на плечо. Риззель тут же перепорхнула к нему, ухватившись за поводья. Взяв вожжи в одну руку, другой Брум нежно обнял сестру и поцеловал её волосы. И отвернулся, потому что не хотел, чтобы племянница увидела, что он плачет.
***
— Что случилось? — заметив, что дети вернулись неожиданно рано, сеньор Хэддас вышел во двор.
— Город закрыт, — пояснил Брум, останавливая повозку.
Динди тут же спрыгнула на землю, и юноша бережно передал ей Риззель.
— Что значит закрыт?.. — растерялся отец. — Вас не пустили внутрь?
— Там какой-то переполох, — Бруму не хотелось сейчас ничего объяснять отцу, тем более, что он не был уверен в том, что тот воспримет всё верно.
— Бунт? — встревоженно спросил сеньор Хэддас.
— Вроде бы нет, там всё спокойно. Но меня просили передать барону Ворладу, что его ждут в городе.
— Что же, во имя Асса, там происходит?.. — от этих недомолвок отец переживал, кажется, ещё больше.
Увы, Брум смалодушничал. Он испугался рассказать всё отцу, понимая, что тот, конечно же, никуда его не отпустит. К несчастью, ему предстояло надолго покинуть дом, не попрощавшись с родителями. Другого выхода он просто не видел.
— Не беспокойся, судя по всему, там ничего такого, — как можно убедительнее произнёс он. — Может, какие-то учения… Пойду к барону. Он у себя?
— Где ж ему быть, — пожал плечами сеньор Хэддас, понемногу успокаиваясь. Действительно — ну что могло случиться?..
Брум кивнул, но направился сперва не в главный дом, где был барон, а к себе. Там он переоделся и захватил давно приготовленный мешок с плотной кожаной курткой, которая могла бы послужить каким-никаким доспехом. С запоздалым сожалением он подумал, что, пожалуй, стоило заранее припрятать свой лук в повозке, но до этого он не додумался. Оставалось надеяться, что организаторы похода позаботились также и об оружии для таких как он.
На этом его сборы, по сути, были завершены. Он захватил тёплый плащ и ещё одну пару ботинок. Подумав, добавил в мешок рубашку и штаны. Вспомнилось вдруг, как они с Линдом и Динди сбегали из дома — казалось, это было совсем в другой жизни… Юноша понятия не имел, что может пригодиться воину в походе — за свою жизнь он ни разу не бывал дальше Тавера. Впрочем, с ним будет Шервард — уж он-то поможет и советом, и вещами.
Когда он вышел во двор, отца там уже не было, так что странный свёрток в его руках никого не смутил. Брум кинул мешок в повозку под скамейку, чтобы он не слишком привлекал внимание, а затем кликнул возницу. Всё-таки он оставался прежде всего рачительным хозяином, и потому не хотел, чтобы их повозка сгинула где-то. А так слуга пригонит её обратно. Он же всё объяснит, как сумеет…
Теперь он направился к барону. Много лет все домочадцы имения называли главный особняк «домом барона». Что ж, сегодня — последний день этой несправедливости! Наконец-то его семья перестанет ютиться во флигеле и переберётся в дом своих предков! Ну а что будет с этим напыщенным гусем — пусть решают боги.