— Она отравит гнилью всё! Если так пойдёт дальше — Кидуа превратится в руины!
— Этот город стоит уж тысячи лет, — как-то почти презрительно поморщился Логанд. — Простоит и ещё столько же! Думаешь, раньше было лучше?
Было видно, что лейтенант защищает город не потому, что является таким уж человеколюбцем. Нет, его мизантропия была куда глубже и основательнее, чем у возмущающегося Линда. Как будто ему было абсолютно наплевать на то, что станется с империей, её жителями, да и с ним самим.
Молодой стражник прекрасно знал, что в такие минуты говорить о чём-либо с Логандом попросту невозможно. По какой-то причине время от времени он, словно ледяной коркой, покрывался непробиваемым цинизмом и буквально источал яд. В такие моменты он одинаково мог глумиться и над империей, и над друзьями, и даже над самими богами. Он превращался в жёлчного спорщика, с какой-то необъяснимой яростью набрасываясь на самые прописные истины. Так что, дабы поберечь нервы, Линд просто отстал от приятеля со своими тревогами, не желая лишний раз быть высмеянным.
Кроме того, Логанд в чём-то был прав. Можно было сколько угодно возмущаться недальновидностью императора, да вот только это ничего не меняло, ведь пока что сам он восседал отнюдь не на троне, а на замызганной лавке в «Свиных ушах». Вероятно, нечто подобное пришло на ум и Логанду, потому что он, отхлебнув лёгкого вина, с кривой усмешкой добавил:
— От чего уж точно не будет порядка, так это если каждый сержант городской стражи начнёт мнить себя политиком. Пусть каждый занимается своим делом, Линд Ворлад. Оставь политикам право совершать ошибки, потому что твоя работа как раз и заключается в том, чтобы их исправлять. Покуда нами правят идиоты, у городской стражи всегда найдётся работёнка. Давай выпьем за это!
Понимая, что спорить бессмысленно, Линд молча поднял свою кружку и сделал пару глотков.
***
— Не было печали — на задницу упали… — входя с мороза в натопленную кордегардию, объявил Логанд.
Вообще-то он сказал нечто совсем иное, но привести его реплику на этих страницах не представляется возможным. Впрочем, и озабоченный вид лейтенанта давал понять, что случилось нечто неприятное.
— В чём дело? — от имени всех присутствующих поинтересовался Линд. Хотя он и был, пожалуй, самым младшим среди стражников Собачьего квартала, но сейчас уже вполне освоился в этой компании, чему немало способствовала дружба с Логандом.
— Старый Бобо окочурился пару дней назад, — хмуро пояснил лейтенант, подсаживаясь к жаровне. — А сегодня Призраки выбрали нового короля. Челдона…
О Челдоне были наслышаны даже здесь, несмотря на то что городское кладбище располагалось в противоположной части города. И все знали об этом ублюдке только самое худшее. Если бы кто-то попросил Линда набросать воображаемый портрет самого отбитого негодяя Кидуи, тот, чтобы не утруждаться, наверняка описал бы именно Челдона.
В Кидуе было несколько городских банд. В городе, в котором в избытке хватало самой разнообразной швали, их просто не могло не быть. Эти банды контролировали отдельные районы города, представляя определённую альтернативу легальной власти. Бороться с ними было бессмысленно, и потому неизбежными и необходимыми становились компромиссы. И для этого как нельзя более кстати подходили так называемые короли — главари этих банд.
Наверное, самой влиятельной и крупной бандой были Кладбищенские Призраки. Они облюбовали городское арионнитское кладбище — огромный некрополь, своими размерами сопоставимый со многими провинциальными городками империи. Когда-то это была окраина Кидуи, но за столетия столица разрослась, и также разрослось само кладбище. Теперь оно обросло кварталами, оказавшись полностью поглощённым городом.
Кладбище было громадно, и само оно, подобно городу, имело свои районы и кварталы. Особо выделялось то место, где находились древние гробницы и мавзолеи знати. Там находились фамильные склепы лучших аристократических фамилий Кидуи, и некоторые из них могли бы посрамить не самые плохие дома живых.
А потому не было ничего удивительного, что эти каменные строения облюбовали нищие и бездомные, немало не гнушавшиеся подобным соседством, тем более что в большинстве склепов теперь уж находился лишь давно истлевший прах. Никто уж и не помнил теперь — как давно тут возникла эта маленькая вольная республика, живущая по своим собственным законам. Но примерно в то же время, конечно же, верховодить здесь стали криминальные элементы. Так и появилась одна из самых давних городских банд, членов которой сперва называли просто кладбищенскими, а затем стали величать Призраками, ну или Кладбищенскими Призраками.
Кладбищенские всегда отличались от прочих особой наглостью. По некоторым сведениям, в банду могло входить до тысячи человек, большая часть из которых, разумеется, были не более чем мелкими сошками, добывающими средства в общий котёл путём попрошайничества или мелкого воровства. Но всё же это была грозная сила, которая, в случае чего, вполне могла бы соперничать даже с городскими властями, не говоря уж о прочих группировках.