Великий Сибирский Ледяной поход

Сейчас уже не представляется возможным определить, какое именно количество бойцов могла бы выставить вся армия в наиболее критические периоды похода. Когда решался вопрос об атаке Иркутска на совещании старших начальников с генералом Войцеховским, то при подсчете выяснилось, что вся 3-я армия, правда очень слабого состава, могла бы дать не более 2 тысяч бойцов. 2-я армия, включая и Уфимскую группу, была значительно сильнее, но я не думаю, чтобы в этот день генерал Войцеховский мог рассчитывать более чем на 5–6 тысяч бойцов, и это из общего числа в 22–24 тысячи людей. Нужно добавить, что эта горсть людей была растянута вдоль дороги на огромном протяжении и понадобилось бы не менее суток, чтобы подтянуть их к месту боя. Вся армия везла четыре действующих и семь разобранных орудий с ограниченным запасом снарядов; в большинстве дивизий было не больше двух-трех действующих пулеметов, с ничтожным числом патронов; еще беднее были запасы патронов у стрелков…

При таких условиях пехота не могла вести длительного методического боя; огнеприпасы всей армии были бы израсходованы в первом же бою. Не допускал этого и суровый климат; сзади цепей, на морозе, ждали результатов боя больные и семьи, для которых каждый лишний час ожидания мог быть гибельным. Характер противника также не требовал строгой методики боя, поэтому столкновения решались обычно молниеносными налетами. Редким исключением явился только чисто оборонительный бой дивизии под Красноярском, когда пришлось иметь дело с регулярными частями красных, и до некоторой степени бой у ст. Зима, где колонна генерала Вержбицкого вынуждена была развернуться и вести длительный наступательный бой против укрепившегося противника.

В. Варженский [128] Великий Сибирский Ледяной поход [129]

Отступление началось

Весной 1919 года, как только схлынули весенние полые воды и реки вошли в свои берега, части Белой Сибирской армии, стоявшие на подступах к городу Глазову Вятской губернии, были опрокинуты красными и, не сдержав натиска, стали отступать. Здесь оперировали части корпуса генерала Пепеляева. Этот корпус, пополненный после взятия Перми целой дивизией[130], сформированной из набранных по мобилизации местных жителей занятого района, именовался уже 1-й Сибирской армией. Там, в Черданском полку вновь сформированной Пермской дивизии, находился и я.

Какие причины понудили к отступлению нашу армию, я сказать не могу, так как во время Гражданской войны не представлял из себя ничего, кроме ничтожной единицы в огромной массе человеческих групп, и по молодости, без всякого критического отношения, механически исполнял все то, что делали все меня окружающие.

Были слухи, что на левом фланге, где-то на Волге и, кажется, у Казани, чехи оголили фронт, уйдя со своих позиций, и там образовали опасный прорыв. Волжская группа откатилась, а мы для выравнивания фронта сделали то же самое. Но это были только слухи. В чем была истинная причина – установить было трудно. Достоверно было только одно, что мы отходили и отходили, правда, первое время – планомерно, в порядке, согласно приказам высшего командования.

Дальше перед нами лежал Урал с его тесными проходами по ущельям, с рабочими поселками горнозаводской промышленности, из которых большой процент, по моему мнению, тяготел к нашему врагу и этим, конечно, создавал угрозу отступающим, чем только и можно объяснить тот стремительный уход нашей армии за Урал, на равнину Тобольской губернии, где простирается так называемая Западно-Сибирская низменность.

Имея у себя в тылу главный штаб Верховного Правителя адмирала Колчака в Омске и целую богатую Сибирь как тыл, откуда можно было черпать провиант и живую силу, то есть пополнение, армия в этот период была еще и физически и морально крепка и могла не только сдерживать противника, но и переходить в наступление. В то время у всех была какая-то уверенность, что армия дальше реки Тобола, с опорными пунктами Тюмень – Ишим, отступать не будет.

Поезда, полные беженцев из Перми и других городов, медленно и даже весело двигались по живописным местам Урала. Чудная летняя погода. Очаровательные, с соловьями, ночи… Остановки в лесу или на берегу красивых озер, не доходя до станций, ввиду их перегрузки… Прогулки… Собирание цветов… Оставление записочек на стенах вокзалов родным и друзьям, едущим в следующих эшелонах, чтобы не потеряться… Все это создавало скорее беспечную картину приятного и не совсем обычного путешествия; ожидания быстро надвигавшейся трагедии не было заметно.

Несмотря на глубокую веру как самого командования, так и всей движущейся массы в благоприятный исход создавшегося положения, участившиеся переходы к красным целых рот, а иногда и батальонов внушали большие опасения.

Численность отступающих двух групп армии, то есть с Камы от Перми и с Волги от Казани, где, как потом говорили, и произошла главная катастрофа, вряд ли была менее чем 500 тысяч человек, а может быть, даже и больше, по сведениям неофициальным.