Правда, вооружение было не однородное: здесь были и русская трехлинейка, и американский винчестер, и японская винтовка, но все без исключения имели оружие и достаточное количество патронов. Была у нас и артиллерия, но какого калибра, в каком количестве и как обстояло дело с боеприпасами, я, как пехотинец, судить не берусь.
В августе 1919 года армия, как и предполагалось, подошла и остановилась на линии Тюмень – Ишим и держалась там до ноября. Ввиду участившихся к этому времени революционных вспышек в тылу и расстроенного транспорта, армия не получала необходимого снабжения и поэтому, конечно, не могла удержать своих позиций от натиска красных.
Месяца за два до оставления намеченной по Тоболу линии обороны командование, вероятно, заранее учло, что позиции эти удержать будет трудно. Поэтому с позиции была снята целая 1-я армия генерала Пепеляева, как более других нуждающаяся в отдыхе и необходимом переформировании, и направлена на линию рек Обь – Иртыш, как естественное препятствие, за которым можно обороняться с меньшими силами. Главный штаб 1-й армии во главе с Пепеляевым занял город Новониколаевск на Оби.
Намечалась еще и третья линия обороны, дальше на восток по реке Енисею, с главным опорным пунктом в городе Красноярске, куда и был направлен Средне-Сибирский корпус генерала Зиневича. Этот корпус, хорошо отдохнувший в резерве, должен был пополнить и поддержать остальную часть армии, если она не удержится на первой и второй линиях и отойдет к Енисею; тогда эта соединенная армия явится труднопреодолимой силой.
Высказанное предположение, если оно и не встретит признания, все равно не является главной мыслью моих записок, так как вопросов стратегического или политического порядка я не собираюсь обсуждать. Цель моего рассказа – передать переживания и ощущения живого человека, попавшего в водоворот человеческих страстей, с одной стороны, и в труднейшие природные условия – голода, холода, эпидемии тифа и преследования неумолимого врага в течение чуть ли не целого года и на протяжении многих тысяч верст – с другой.
Эвакуация штаба Верховного Правителя из Омска и сдача последнего врагу лишили армию общего командного руководства, и она перестала быть тем, что называется армией, распавшись на отдельные части, с трудом, а порой и очень неохотно кооперирующие друг с другом.
Сказывалась очевидная перегрузка армии уходящими с ней штабами, административными учреждениями, госпиталями, семьями военнослужащих и просто массами разнообразных беженцев, чуть ли не превышающих численно боевой состав. Этот балласт занял все передвижные средства железной дороги, где вначале неосмотрительно по двум колеям линии пустили поезда в одну сторону, что вскоре абсолютно лишило армию возможности пользоваться железнодорожными путями. Грунтовые дороги были также загружены той же массой с домашним скарбом. Все это не только мешало, а просто трагически лишало армию какой-либо боевой мощи и возможности маневрировать, и от этого картина день ото дня становилась все мрачней и мрачней.
Поезда, идущие один за другим на расстоянии 40–50 шагов, еле ползли и постоянно останавливались среди полей и лесов. Пешие без труда обгоняли «счастливцев», которые раньше так комфортабельно расположились в вагонах. Чем дальше, тем становилось все хуже и хуже. Некоторые паровозы, не набрав достаточно топлива или воды, выходили из строя и, держа за собой огромную вереницу составов, способных двигаться, стояли на парах и напрасно расходовали свой запас.
Порой и даже довольно часто можно было наблюдать трагикомическую картину снабжения водой заглохшего паровоза. Для этой цели весь эшелон, без исключения, становился цепочкой в два ряда, от паровоза до ближайшего водяного источника. Здесь были важные барыни и нежные барышни в модных шляпках и изящных туфельках на высоких каблучках (это было все, что они захватили с собой на короткое время вынужденной поездки, так как в полную катастрофу не верил никто), солидные и холеные мужчины, чуть ли не с моноклями и в лайковых перчатках, старики и дети различного возраста… Такой примитивный конвейер работал до изнеможения, подавая воду ведрами, кастрюлями, ковшами, бутылками и даже чайными чашками – одним словом, все шло в работу, что было в эшелоне из посуды… И если удавалось пустить машину в ход, то ненадолго… Через некоторое время она опять умирала, и снова производилась та же отчаянная попытка.
Наступала ненастная сибирская осень, с бесконечно нудными дождями, с пронзительным, холодным северным ветром. По утрам начинались заморозки. Положение создавалось печально-плачевное. Скученность, плохое питание, скверные санитарные условия и переутомление – все это способствовало и приготовляло благоприятную почву для эпидемии сыпного и возвратного тифа, которая не заставила себя долго ждать.
При наличии только что сказанного, без особо сильного воображения можно себе представить тот неописуемый ужас массы людей, которым сопровождался этот трагически легендарный поход и о котором, в сущности, ничего еще не было сказано.