В Харбине эшелоны во время остановки окружались войсками и никто не выпускался из вагонов в город. Не было единства, как и раньше, у атамана и командования. Атаман носился с проектом переорганизации армии в корпус по приходе в Приморье и о полной перемене верхов командования. Из армии часть 1-го корпуса оставалась в районе Хайлара вместе с командиром корпуса. Каппелевцы во главе с командующим армией и двумя командирами корпусов решили в дальнейшем окончательно отмежеваться от атамана. Из-за неподготовки к отходу в Маньчжурию и вообще из-за бесцельных, по общей обстановке, последних боев, обострились взаимные отношения в кругу каппелевского командования. Были разговоры о том, что в Приморье армию должны объединить другие лица.
21 ноября атаман тайно, в вагоне полковника Изомэ, выехал со ст. Маньчжурия в Гродеково, оставив письма Вержбицкому и Бангерскому о том, что едет позаботиться о приеме армии. 25 ноября он отдал приказ о расформировании армии и подчинении остатков генералу Савельеву[57]
. 22 ноября я зачем-то пошел в вагон атамана и узнал, что в этом большом атаманском вагоне теперь полковник Изомэ, а атаман уехал. Кажется, вдогонку атаману Вержбицкий послал письмо, в котором он изложил свой взгляд на положение. Он писал, что в последних событиях в Забайкалье, независимо от того, как они произошли, в глазах подчиненных виноваты они – атаман и командующий – и что, как неудачники, они должны в будущем отойти в сторону; лично он отойдет, как только закончит перевозку людей; советует то же сделать и атаману.Пришлось организовать особые пункты для снабжения продовольствием и фуражом проходящих эшелонов по пути на главных станциях. Пришлось посылать особые продовольственные поезда для подачи довольствия.
25 ноября я выехал со ст. Маньчжурия и около 6 декабря был в Харбине. Штаб армии вышел со ст. Маньчжурия в хвосте эшелонов – опасения за безопасность людей кончились, но все еще не был решен вопрос о пропуске эшелонов на Уссурийскую дорогу. Он не был бы решен, наверное, еще долго – если бы наши эшелоны не решили дело иначе; со ст. Пограничная пешим порядком направлялись сначала в Гродеково и Никольск, а затем и в Раздольное, где явочным порядком занимали и устраивали пустые казармы. Штаб армии долго стоял на ст. Пограничная и, кажется, в середине января перешел в Никольск. За ним скоро прошли и последние эшелоны. Таким образом, два месяца были проведены в вагонах, в полосе отчуждения. А если бы приказ атамана о расформировании армии был выполнен буквально и ему удалось бы отобрать от нас все запасы?
В Приморье сразу образовались две группы войск: одна небольшая семеновцев в Гродекове, о которых атаман заботился; другая в Никольске и Раздольном – каппелевцы, которые окончательно отмежевываются от атамана, всячески растягивая свои запасы и ограничивая себя во всем. Отдельные люди и небольшие группы не выдерживают и переходят в Гродековскую группу, но главная масса каппелевцев не сдается. Так это и осталось; так в дальнейшем эти группы и не слились.
В распоряжении противобольшевистских сил, собравшихся в Забайкалье в начале 1920 года, оказался почти весь 1920 год, но этот год в истории Белого движения на востоке является совершенно бездейственным и разлагающим. Если остатки армий адмирала Колчака пришли сюда с подорванной верой в успех дела, с надеждой, что удастся отсидеться до более благоприятной обстановки, то все же они шли политически не развращенными. Здесь же они попали в обстановку разных группировок, закулисных влияний и приобщились к мелкой, часто личной политике.