— Бывал. Когда приходил, он сидел на улице и говорил с людьми. И когда я входил в калитку, он восклицал: «Е-е-ей, дед Василий! Подойди поближе!» Он держал большие беседы. Как он, никто так сейчас не говорит. Он был старый, но когда говорил, было слышно с дороги, такой голос у него был!
— Дед Василий, вы видели столько людей, какое впечатление произвел на вас отец Клеопа?
— С тех пор, как я увидел его, такого человека, как он, больше не было. Он был какой-то святой человек, не из этих. Такие еще бывают монахи, но он был человек очень чистый, и с ним понимаешь друг друга, какой бы ты ни был. Я ему говорил: «Батюшка, я хочу заплатить за поминки в монастыре. Сколько стоит?» А он мне называл половину. «Только и всего?» — «Для тебя этого слишком много. Я заплачу половину. Ты встретишься с ним там, наверху». Нет никого, как он, нет. Были люди, но чтобы был человек, как он, нет! Человек чистый он был. Ни одного я не услышал — я ведь был в монастырях и говорил с другими, — чтобы, как он, помнил от сотворения мира все. Он был человек очень умный и чистый. Как он нет людей. Есть сейчас те, которые в миру… все люди понимали, что говорил он. Ведь были и из села, и профессора, все понимали. Хороший человек и чистый человек! Мне было жалко, когда он умер.
— Вы исповедовались когда-нибудь у отца Клеопы?
— Да. Он был такой, если хотел исповедать тебя, то он тебе говорил в точности все, с того, как ты был маленький, все говорил тебе наперед. Он все знал!
— Сколько вам лет, дед Василий?
— Мне девяносто пять лет, пошел в девяносто шестой.
— Не выйдите из строя до сотни!
— Е-е-ей, сейчас ведь до сотни осталось больше, чем прошло от начала доныне…
Отец Клеопа говорил нам:
«Однажды, когда я скрывался в доме одного человека на краю села, рядом прошла свадебная процессия с красивой музыкой. Тогда я подумал: если мне кажется красивой музыка этих людей, идущих по дороге, то какой же будет музыка на небесах? И я вознесся мыслью на небеса, и оставался там час и восемь минут, и такую сладость испытал, что для слез моих пяти платочков не хватило. После этого, от той сладости, какую я ощутил, на целую неделю я позабыл обо всем: об еде, о питье, о сне».
Брат, когда я вижу тебя, то не могу забыть…
Я познакомился с отцом Клеопой году в 1956, когда работал неподалеку от монастырей Сихастрия и Сихла.
Однажды ночью, дату не помню точно, во время гонений[78]
, отец Клеопа ушел из монастыря в направлении села Ха́нгу. Там он хорошо знал Пантелеймона Амаре́й, моего тестя. Меня он тогда не очень хорошо знал. Тесть позвал меня, и мы с ним стали думать, куда спрятать Батюшку от преследователей. Мы жили в центре села и потому не могли укрыть его от людей, поэтому однажды ночью я отвел его к моему дедушке, жившему на окраине села Аудя. Там он прожил 39 дней. Я часто ходил к Батюшке и приносил ему хлеба. Отец Клеопа просил меня никому не говорить, где он, даже жене и тестю.Но и здесь ему нельзя было больше оставаться, так что однажды также ночью я отвел его в лес, что был неподалеку от моего села. Я не мог взять его в свой дом, потому что у меня жил квартирант. Пока он жил в этом лесу, я каждый вечер ходил к нему, и никто об этом не знал.
Как-то вечером, 28 ноября, когда я пришел к нему, то увидел, что он очень встревожен.
— Что такое, Батюшка? — спросил я его.
— Брат Иоанн, спаси меня, меня нашли.
Его увидел один партийный человек, и поэтому он волновался. Тогда я сказал ему:
— Ну будет, Батюшка, не бойся!
Я поспешил домой и приготовил все нужное. Захватил топор, рюкзак и фонарь, и мы пошли вдоль ручья Митрофан в сторону Пе́тру Во́дэ.
Сыпал мелкий снег, и Батюшке тяжело было идти, потому что он то и дело поскальзывался. Лапти мои были подбиты полотном, и я отдал их Батюшке. Он быстро надел их, и мы прошагали всю ночь.
Когда мы шли лесом по гребню горы, я подумал, что же я буду делать, если он, Боже сохрани, умрет. Мы прошли еще немного, и тут он останавливается и говорит мне:
— Брат Иоанн, если умрет монах, ты знаешь, что надо делать? Читаешь кафизму семнадцатую и закапываешь его.
Мне стало стыдно, что я подумал такое. Я понял, что Бог открыл ему мои мысли.
Когда я шел рядом с Батюшкой, то шел с правой стороны, потому что у Батюшки с левой стороны, возле сердца, была коробочка со Святыми Тайнами, и он сказал мне, что с той стороны, где Святые Тайны, идут Ангелы и сопровождают его.
Мы дошли до одной пустой овчарни, немного передохнули, разожгли огонь, чтобы просушиться, потому что оба были в поту, и я немного прилег. Батюшка не ложился, у него была Святыня.
Наконец, заступничеством Божиим, мы добрались до Петру Водэ. Еще не рассветало, было темно, навстречу нам вышел человек, хорошо знакомый мне, Павел Мари́н. Отец Клеопа остался у него, а я пошел домой.
Позднее, вернувшись из скитаний, Батюшка сказал мне, что он так и прятался по домам разных людей да в лесу. Переходил с места на место, чтобы его не могли найти.