Великий старец Клеопа, румынский чудотворец

Что я могу еще сказать? За все годы, сколько я прожил до сих пор, я ни разу не видел такого благодарного человека, как Батюшка. Стоило ему меня завидеть, он, даже если была толпа человек сто-двести, всех оставлял и звал меня:

— Брат Иоанн, иди сюда!

А я не отвечал. Я знал, что есть и другие Иоанны, и тогда Батюшка снова звал:

— Александру, иди сюда!

Мне было стыдно, что столько людей смотрит на меня, и я говорил ему:

— Батюшка, оставьте меня, говорите с людьми.

— Иоанн, люди не прекратят идти!

Еще он спрашивал меня:

— С кем ты пришел?

— Один, Батюшка.

— Какой дорогой ты шел?

— Лесом, Батюшка.

— Иоанн, когда будешь уходить, зайди ко мне.

Он говорил мне:

— Брат, когда я вижу тебя, то не могу забыть, как ты помог мне в моей беде, и вот тебе доказательство — лапти, в которые ты обул меня тогда зимой. Посмотри, они у меня и теперь под кроватью.

Иоанн Александру

Воспоминания старца Клеопы о временах гонений

В 1959 году, когда вышел декрет о выдворении монахов из монастырей, поступило и к нам распоряжение — уходить. И вот пришли ко мне:

— Вы советуете им не уходить? Мы сотрем тебя с лица земли, если ты в 24 часа не уйдешь домой…

— А что я обещал при постриге? Уйти домой? Нет у меня дома, пойми же ты.

Явилась комиссия из Ясс, уполномоченный по культам некий Скутару, пришел отец Порческу с одним викарием:

— Отче, вам нужно уходить.

Отец Иоиль, бывший настоятелем тогда, упокой, Господи, его душу, плакал и стучался в машину:

— Куда же мне идти, Господи, я схимник, я старый человек. Но, — говорит, — уйду в пустыню.

— Нет, домой! Тут так написано.

Я подумал: «Не стану я слушать тебя. Отец Костаке[79] знает еще и леса, ведь он пас овец в этих горах! Жил и в ельнике, и в лесу, и в землянке, и в шалаше, и как только хочешь. Что я тогда обещал, когда принимал постриг? “Претерпишь ли в монастыре или в пустыне до смерти?”. Так написано в обете из службы пострига. “Да, Богу содействующу, святый отче!” Вы не оставляете меня тут? Взял Святые Тайны, рюкзак с книгами, и иди себе!»

Я пошел, куда глаза глядят, по пустыням, по домам христиан, по горам и больше не беспокоил их. И никто здесь не знал, в какую сторону я пошел, один только Всевышний.

Патриарх Иустиниан, бедняга, очень дорожил мной. Ведь он меня послал в Слатину, когда я ушел с тридцатью монахами отсюда. Он основал там «Общину святого Феодора Студита». И я ушел всего лишь с тридцатью и еще троих нашел там, а постриг в монахи около пятидесяти человек, произвел во священников, диаконов и когда уходил оттуда, оставил сто монахов. А ушел я оттуда не по указу, но из-за других неприятностей, из-за проповеди они разозлись на меня. Арестовывали раза три, уводили в Фэлтичены, в Мэлины, мучили меня, держали взаперти в каком-то подвале с тремястами лампочек три дня и три ночи, я ослеп, не видел ничего, когда вышел оттуда. Эх, через что я прошел, что тут еще говорить? Милость Божия распорядилась так, что миновало все.

И тогда я решился идти. Потому что про монаха так написано в книге: «Иди в пустыню и молись Богу, ибо в ней жили святые отцы». И я сказал монахам:

— Поставьте себе настоятеля, потому что однажды ночью вы останетесь без меня.

— Мы не хотим. Нет, только твоя святость.

— Ну ладно, я научу вас.

И сказал им, чтоб они поставили себе беднягу Емилиана, умер и он теперь. Добрая он был душа, его я оставил вместо себя, протосингела Емилиана Олару. И отправился я и пошел, куда глаза глядят.

Я уехал в повозке с жердями, которая направлялась в Котнары, на наш виноградник. Ночью. Завалили меня жердями. И люди спрашивали ездового обо мне:

— Отец настоятель у себя?

— У себя.

И я слышал оттуда, из-под жердей: «У себя».

Когда мы добрались до Рэдэшен, я слез, нашел двух добрых хозяев с повозкой, ктиторов, которые построили здесь храм:

— Поедемте к святому Иоанну, чтобы мне поклониться ему, — назавтра была его память.

Поклонился святому Иоанну, святым мощам его, а затем два года и семь месяцев больше не видел монастыря.

Попрощался я с ними и ушел оттуда в горы. И оставался два года и семь месяцев в дебрях гор Стынишоары. И один бедный лесник, покойный уже, Максим Думбра́вэ, приходил ко мне раз в два-три месяца и приносил мне то котомку, то рюкзак сухого хлеба, немного масла для лампады перед Святыней и картошки. Я пересчитывал картофелины, и если было по одной картошке на день, то мне было достаточно. Что я еще находил в лесу — грибы, сухую крапиву, из той, что с цветами, со всем, — я собирал, нес в землянку, где у меня был маленький чердачок, сушил там, и очень это хорошо было зимой. Была у меня вода там из родника, я варил крапиву или грибы и посыпал немного соли, думая: «Слава Тебе, Господи, хорошо, что у меня есть время молиться Богу».

И Патриарх Иустиниан спрашивал:

— Где отец Илие? — и все укорял митрополита Севастиана из Ясс: — Где отец Илие, где настоятель Слатины?

А митрополит отвечал:

— Ну что я, знаю? Он как Иоанн Креститель, ходит по пустыне, как ты его найдешь? — так говорил он, он ведь был из Ардяла. — Я спрашивал монахов, не знает никто.