Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

По данным обследования 1905 г., в землепользование крестьянам было отведено 138,7 млн десятин пахотной земли, 101,8 млн десятин находились в частном землепользовании. Кроме того, 154,7 млн принадлежали казне и различным государственным учреждениям. Этот неприкосновенный фонд был частично распечатан после аграрных волнений 1905 г. Столыпин был непосредственно причастен к реализации данной меры, призванной успокоить крестьян. Особенно сложно ему пришлось при решении вопроса об удельных землях, представлявших собой общую собственность императорской фамилии. Николай II выразил готовность уступить крестьянам удельные земли, но требовалось решение всех членов императорской фамилии. Столыпин ездил к великим князьям, в частности к великому князю Владимиру Александровичу и его супруге Марии Павловне, и с большим трудом добился их согласия. Однако казенные, удельные и кабинетские земли не могли удовлетворить потребности крестьян. Пригодная к обработке часть этих земель и без того находилась в их руках на правах льготной аренды, а большая часть казенных земель была лесными угодьями.

Крестьяне давно смотрели на земли помещиков. С давних времен в крестьянской среде жила мечта о «черном переделе», то есть полном и окончательном переходе земли в руки тех, кто на ней трудится. Крестьянской мечтой охотно пользовались революционные агитаторы, и не случайно народнические организации, бросившие вызов самодержавию, выбрали своими названиями столь волновавшие крестьян слова «Земля и воля» и «Черный передел». Идейными наследниками народников была партия эсеров, чья аграрная программа с требованиями всеобщего передела и уравнительного землепользования пользовалась особой популярностью среди крестьянства. Социал-демократы сначала говорили о возвращении крестьянских отрезков и отмене выкупных платежей, а после широкомасштабных волнений повысили ставки до полной и безвозмездной конфискации помещичьей, государственной и удельной земли. Кадеты выдвигали проекты частичного «отчуждения» помещичьих владений по «справедливой» оценке.

Столыпин указывал на пагубные последствия «черного передела»: «Путем перераспределения всей земли государство не приобретет ни одного лишнего колоса хлеба. Уничтожены, конечно, будут культурные хозяйства. Временно будут увеличены крестьянские наделы, но при росте населения они скоро обратятся в пыль, и эта распыленная земля будет высылать в города массы распыленного пролетариата» [256]. В этом вопросе взгляды Столыпина были созвучны с мнением экспертов, близких к Постоянному совету объединенных дворянских обществ. По их подсчетам, раздел помещичьей земли между крестьянами не смог бы снизить остроту аграрного вопроса. При кадетском проекте отчуждения 30 – 35 миллионов частновладельческих десятин «крестьяне получат прибавку менее чем половину десятины на наличную душу, которая будет поглощена приростом населения в 5 – 7 лет» [257]. При более радикальном варианте передела, о котором говорили эсеры, то есть при переходе в крестьянские руки всех помещичьих, церковных, монастырских, удельных и казенных земель, на каждый крестьянский двор в 44 губерниях Европейской России пришлось бы по 5,1 десятины земли. Кстати, это не означало, что крестьянские владения увеличились бы на эту площадь, так как крестьяне арендовали у помещиков почти 20 миллионов десятин земли. Уничтожение «культурных хозяйств», которого опасался Столыпин, нанесло бы удар по аграрному сектору, поскольку крестьяне вели примитивное хозяйство по сравнению с помещичьими экономиями. Его бывший заместитель по Министерству внутренних дел В.И. Гурко, ставший управляющим делами Постоянного совета объединенного дворянства, отмечал: «В действительности владельческие, обрабатываемые силами экономии земли превышают по своей урожайности крестьянские земли едва ли не в два раза» [258]. По самым скромным подсчетам, переход 33 миллионов десятин земли в руки крестьян приведет к потере 250 – 300 миллионов пудов зерна ежегодно. России придется полностью отказаться от экспорта зерна, а значит, от денежных поступлений из-за границы.

Все предки Столыпина принадлежали к поместному дворянству, сам он также был помещиком и владельцем нескольких имений. Естественно было ожидать, что дворянин Столыпин будет отстаивать интересы дворянского сословия. Вместе с тем позицию Столыпина по аграрному вопросу нельзя свести к эгоистической защите узкосословных дворянских интересов. На глазах Столыпина таяло и исчезало благородное сословие, с которым он был крепко связан своим происхождением, воспитанием, родственными связями и родом службы. Вряд ли его могло радовать оскудение дворянства, но тринадцатилетняя служба предводителем дворянства привела Столыпина к печальному выводу, что историческая роль российского дворянства уже сыграна. По крайней мере такое убеждение он выражал, когда покинул должность ковенского предводителя дворянства и стал губернатором. Об этом свидетельствуют всеподданнейшие отчеты саратовского губернатора.