Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

Поразительно, что Курлову простили и смерть премьер-министра. Его освободили от наказания, а в первые дни мировой войны назначили генерал-губернатором Восточной Пруссии, потом генерал-губернатором Остзейских губерний. Медлительность генерала с эвакуацией Курляндии граничила с саботажем. Когда его подвиги подверглись обсуждению в IV Государственной думе, некоторые депутаты требовали повесить Курлова как изменника. Но и после фиаско в Прибалтике генерал не был забыт. В сентябре 1916 г. министром внутренних дел стал ставленник Распутина – А.Д. Протопопов. Он немедленно взял в советники Курлова; генерал вновь оказался на посту товарища министра, хотя официально указ о его назначении не был опубликован Сенатом из опасений, что разразится публичный скандал. Карьеру Курлова прервала Февральская революция.

Получив в свое управление Департамент полиции, Курлов выбрал помощником Веригина, которого департаментские чиновники не подпускали к мало-мальски важным делам. Веригин был пустым светским щеголем, хвастуном и вралем, каких свет не видывал. Курлову он пришелся по душе, потому что приносил в его кабинет все министерские сплетни и не брезговал деликатными поручениями, имевшими отношение к расстроенным финансам товарища министра. Эти услуги Курлов щедро вознаграждал повышением по службе. В департаменте уже было четыре вице-директора, но специально для любимчика товарища министра был учрежден пятый вице-директорский пост. Новоиспеченный начальник держал себя хозяином здания на Фонтанке и при этом ни за что конкретно не отвечал. Во всеподданнейшем отчете Трусевича отмечалось: «В силу сосредоточения в руках Веригина нескольких должностей создалось совершенно особое положение его в департаменте, так как если возникало затруднение в одной из них, то он прикрывался обязанностями по другой» [474]. Столыпин знал цену своему подчиненному и отказывался представить Веригина к чину камергера, что неоднократно по настоянию Курлова предлагал его друг, дворцовый комендант Дедюлин. В Киеве вклад Веригина в разработку операции выразился в том, что он предложил Богрову свой собственный билет в первых рядах партера. Полковник Спиридович едва урезонил его, объяснив, что неизвестный молодой человек будет слишком бросаться в глаза среди седовласых генералов.

Товарищ министра и вице-директор никогда не занимались разыскной работой, более того, до встречи с Богровым им никогда не доводилось видеть в лицо ни одного секретного агента. Но этого нельзя было сказать о полковнике Спиридовиче, хотя задним числом можно заметить, что репутация полковника была несколько преувеличенной. Те, кто побывал на его допросах, вспоминали, что восходящая звезда политического розыска ловко запутывал в своих сетях только совсем неопытных новичков. Когда же приходилось иметь дело с мастерами революционной конспирации, он нередко попадал впросак. И все же Спиридович являлся единственным профессионалом среди всей четверки, имевшей дело с Богровым. Поразительно не то, что он поверил рассказу о прибытии в Киев группы террористов. Это как раз вполне естественно. Удивительно другое. Он не принял элементарных мер предосторожности, не потрудился проверить сообщения секретного агента. Пассивность Спиридовича отчасти объяснялась тем, что во время торжеств его держали на вторых ролях. Всем заправлял генерал Курлов, и полковник даже жаловался на неуместное «конспирирование» коллег по отношению к нему. По ряду причин Спиридович считал для себя неудобным вмешиваться в распоряжения Кулябко. Однако главная причина, на наш взгляд, заключалась в другом. Опытный жандарм мог бы поймать Богрова на противоречиях. Но для этого надо было провести тщательное расследование, кропотливо сопоставить все детали, приложить массу усилий. Спиридович же пятый год находился при императорском дворе. Праздная и роскошная жизнь постепенно отучала от напряженного труда. Недаром, по общему мнению, такой ленивой и наглой обслуги, как при дворе, не было нигде в России.