Великий тайфун

Мы прогуливались по перрону вдоль поезда. На перроне была обычная вокзальная суета. Запоздалые пассажиры бежали в вагоны. Носильщики возили на тележках багаж. Военные с красными повязками на рукавах останавливали солдат с котомками за спиной и проверяли документы.

Дежурный по станции ударил в колокол. Мне жаль было расставаться с Василием. На меня нахлынула грусть.

— Увидимся ли мы теперь?

— Прощай, дружище, — сказал Василий. — Время такое, трудно сказать.

Мы крепко обнялись. Раздался второй, а потом третий звонок…»

Часть вторая. МОРСКИЕ ТУМАНЫ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Петроград остался позади. Он возникал в памяти Виктора как сон, только что виденный, волнующий сон. Никогда еще его духовные и умственные силы не получали такого сильного возбуждения, такого толчка, как это было в Петрограде. Все, начиная от прогулки по Невскому до встречи Ленина, было необыкновенно, незабываемо. Поездка в Петроград была новым рубежом в жизни Виктора, новым этапом в развитии его миропонимания. Вместе с впечатлениями от великого города Виктор увозил с собою живой образ Ленина.

 * * *

На исходе восемнадцатого дня пути — поезда ходили плохо — ранним утром в окне вагона показался Амурский залив, вершина его, имеющая свое собственное название — Угловой залив.

Всю дорогу от станции Угольной — тридцать верст — Виктор Заречный не отрывался от окна, любуясь родным заливом. Уходивший отсюда на юг, в бледно-голубую даль, залив уже совершенно очистился ото льда, и в его широких просторах чернели паруса шаланд, плывших по направлению к Семеновскому базару. По ту сторону залива на десятки верст тянулся пустынный гористый берег. У железной дороги, на откосах и косогорах, зеленела трава, но сопки были еще голы.

На вокзале Виктора встретила Женя. Он увидел ее в публике на перроне. Она еще больше пополнела, но была хороша собой. Виктор устремился к ней. Как свет утреннего солнца, радость осветила ее лицо.

Они пошли по перрону. На вокзальной площади сели в трамвай.

Расспросив Женю о доме, Виктор стал рассказывать о Петрограде.

— Ленина видел.

— Да что ты!

— Да, да!

И Виктор рассказал о встрече Ленина, о Василии Рудакове — словом, обо всем, о чем он писал в своем неотосланном письме.

У Мальцевского оврага они сошли с трамвая. Проходя по Маньчжурской улице, мимо знакомого серого деревянного забора, за которым, в глубине двора, стоял двухэтажный дом, Виктор невольно вспомнил девушку с русыми косами вокруг головы.

«Первая встреча, последняя встреча», — пронеслись у него в голове слова навсегда запомнившегося романса.

— А я устроилась на работу. Опять в городскую больницу, — сказала Женя.

— Довольна?

— Очень… Федю Угрюмова видел?

— Нет. Дал ему в Иркутск телеграмму, но он к поезду не вышел.

— Странно!

— Да, не понимаю, в чем дело. Может быть, не получил моей телеграммы?

— Ну, а сынишка у Василия хорош?

— Чудесный.

Заглянув в глаза Виктору, Женя шепотом сказала?

— Я тоже хочу сына.

Виктор прижал ее руку к себе.

— Будет сын.

— У нас организовался профессиональный союз медицинских работников, — заговорила вновь Женя. — Меня избрали членом комитета. Но скоро уже придется бросить, — с сожалением добавила она. — Вот участь женщины, которая хочет стать матерью. Я часто думаю об этом, и мне становится грустно.

— Это сейчас, пока нет ребенка, — старался Виктор утешить Женю. — А вот появится на свет сын — и ты будешь счастлива. Ну, на полгода оторвешься от общественной работы — что за беда? А там мама вступит в права бабушки… Ну, а как партийные дела? — перевел Виктор разговор на другую тему. — Организация все еще объединенная?

— Объединенная. И знаешь, много таких, которые собственно к революции не имеют никакого отношения. Модно.

— Да, в тюрьму теперь за это сажать не будут.

— Новостей целая куча! — рассказывала Женя. — Во-первых, вернулся с каторги Володя Маленький.

— Вот как! — обрадованно воскликнул Виктор.

— Теперь его зовут Дядя Володя.

— Дядя Володя? Почему «дядя»?

— Не знаю. Во-вторых, тебе привет от Антона Грачева.

— Приехал!

— Был у нас с женой, американкой. Он пробыл во Владивостоке всего два дня, рвался к себе, в Хабаровск. Там у него отец, мать. Десять лет не видел их.

— Как жаль, что не удалось повидать его! — воскликнул Виктор.

— Обещал написать из Хабаровска… Знаешь, Витя, у его жены такой испуганный вид! — Женя засмеялась.

— Испуганный?

— Она насмерть перепугалась, увидев Россию. Антон Грачев говорит, что Рабочая слободка поразила ее своей нищетой. Она изумлена условиями, в каких мы с тобой живем: этот жалкий домишко, две комнатушки с потолком, который можно достать рукой… Она спрашивала Антона: «Неужели и мы с тобой так будем жить?»

— А кто она такая?

— Работала упаковщицей афиш в какой-то типолитографии.

— Что же она, не видела нищеты в Америке?

— Должно быть. Они, вероятно, жили хорошо. Одета она прекрасно, изящная такая, маленькая, черненькая. Только глаза испуганные, — Женя опять рассмеялась.

Виктор прижал к себе ее руку: он так любил ее смех.