Великий тайфун

Это был период в истории революционного движения на Дальнем Востоке, когда внешне не происходило ничего значительного. Жители города ожидали необыкновенных событий. Каждый думал, что обязательно должно совершиться что-то необыкновенное. Но никаких необыкновенных событий не происходило. Все было неясно, все было как в тумане. И над городом целыми днями и неделями плыли морские туманы; они возникали где-то за Гнилым Углом и двигались оттуда серо-молочной мутью, оседая на панелях и на спинах прохожих. Выла сирена. В тихие дни иногда доносился тревожный звон Голдобинского колокола. По ночам в городе тускло светились фонари, на мокрых панелях лежали блики; город спал настороженно.

Часть третья. НОВЫЕ ИСТОКИ

ПОЖАР ЗА КРЕСТОВОЙ ГОРОЙ

В небе, в его неизведанной, таинственной глубине, поблескивали холодные звезды. Ветер продувал насквозь колокольню кладбищенской церкви, стоявшей у Амурского залива, в конце Эгершельда. Подняв воротник нагольного тулупа и подставив спину ветру, сторож торопливо бил в колокол:

Бам-бам, бам-бам!

За Крестовой горой над огромными штабелями хлопка, джута и каучука-сырца в трех местах поднимался густой черный дым. Ветер рвал клубы дыма на части, разметывал и уносил к Токаревскому лесу.

Из расположенных у Крестовой горы рот Четвертого артиллерийского полка к штабелям бежали солдаты, надевая на бегу шинели.

— Товарищи! Спасать народное добро! — кричал тот самый солдат, который 12 марта на митинге у Народного дома, после парада войск по случаю «национального праздника победы великой русской революции», призывал не верить «красным» генералам. Сейчас он бежал впереди всех, и острые глаза его беспокойно метались по сторонам. — Во имя революции!

Зарево пожара увидели в Совете, где происходило длившееся уже более пяти часов заседание президиума.

— Контрреволюция начинает поднимать голову, — сказал кто-то из членов президиума.

Подбегая к месту пожарища, Виктор Заречный увидел, как из штабеля хлопка вырвалось и крылатым драконом взвилось вверх огромное пламя; ветер налетел на него, смял и расплескал по всему хребту штабеля. Огненное чудовище с жадностью пожирало тюки хлопка; дым крутился вокруг пламени; летели горящие хлопья. Люди с криком метались между штабелями. С колокольни доносился набат. Все это слилось в один зловещий гул, в гул пожарища.

Надо было локализовать огонь: снять брезенты со штабелей, которым он не угрожал, и натянуть на те не покрытые брезентами штабеля, в сторону которых ветер гнал пламя; надо было оттащить от горевших штабелей еще не запылавшие двадцатипудовые тюки, сделать шире проходы между штабелями.

Солдат с острыми глазами задыхался в дыму.

— Во имя революции, товарищи! — кричал он.

Это был солдат Степан Чудаков.

Никогда еще солдаты не были так спаяны в едином стремлении побороть врага, который сейчас предстал в образе пожара.

Но почему не работает паровая машина (она стоит на берегу Амурского залива)? Протянутый от нее к штабелям шланг лежит на земле, как огромная издохшая серая змея; воду подвозят с залива в бочках; солдаты качают ее с помощью ручной машины.

«Предательство!» — думает Степан Чудаков, стараясь вместе с другими натянуть тяжелый брезент на штабель, к которому приближался огонь.

На холме неподалеку стоит комендант города, полковник Ячменев — гроза солдат.

«Что он стоит? Почему так равнодушно смотрит на пожар?»

Полковник Ячменев всегда равнодушен. Он был равнодушен даже тогда, когда препровождал караульному начальнику крепостной гауптвахты копии смертных приговоров заключенным.

Из облака дыма высунулась рыжая, как огонь, борода, оскалила зубы:

— В огонь его!

— В огонь! — раздалось еще несколько голосов.

Бледность покрыла лицо Ячменева.

— Товарищи! — кричит Степан Чудаков. — Не допускайте самосуда! Пусть, сукин сын, смотрит, как солдаты спасают народное достояние!

А народного достояния лежало здесь на многие сотни миллионов рублей. Через Владивостокский порт в течение двух лет из Америки, Японии, Китая и других стран для русской действующей армии нескончаемым потоком шли грузы: взрывчатые вещества, патроны, снаряды, предметы технического снабжения армии, станки и материалы для заводов оборонного значения, обмундирование, чай, кофе, перец, селитра… Чего только не привозили из-за океана морские великаны, окутывавшие черным дымом бухту Золотой Рог! Уссурийская железная дорога не успевала вывозить из города грузы. Цинковые склады на Эгершельде были переполнены. Грузы лежали под открытым небом. Около пятидесяти миллионов пудов грузов скопилось в городе. За Крестовой горой, на перешейке между Амурским заливом и Восточным Босфором, на полигоне Четвертого артиллерийского полка, были сложены огромными штабелями хлопок, джут и упакованный в мешковину каучук-сырец. Штабеля эти тянулись от учебной батареи почти до Токаревского леса и занимали территорию гектаров в пятьдесят. Сейчас огонь уничтожал эти богатства.

Коптящее пламя взвилось над штабелем каучука, а вслед за тем из штабеля вырвалось пламя.