Великий тайфун

Дощечка на угловом доме подтвердила мое предположение. Неподалеку оказался дом с вывеской «Меблированные комнаты «Пале-Рояль».

Довольно просторный, но не очень светлый, с плотными шторами на окне, с деревянной кроватью налево от двери, мраморным умывальником направо и письменным столом в углу, у окна, номер в «Пале-Рояле» после тринадцатидневного путешествия в вагоне третьего класса показался мне даже уютным. Я побрился, с удовольствием умылся, сменил белье, воротничок и отправился в Таврический дворец.

Однако, выйдя на Невский, я решил пройтись пешком до конца проспекта, где блестела золотом знаменитая Адмиралтейская игла.

Фасады трех- и четырехэтажных домов Невского проспекта были густо увешаны вывесками. Вывески были строги, как и сами дома. Они не кричали, не звали, не убеждали. Они просто извещали: «Оптик Урлауб», «Т-во Жорж Борман», «Т-во Броккар и К°», «Павел Буре», «Банкирский дом А. Альванг», «Французский ресторан «Альберт», «Московский купеческий банк», «Генеральное общество страхования жизни».

Судя по обилию вывесок с иностранными фамилиями, можно было подумать, что дело происходит не в русской столице, а где-то в Европе. Может быть, именно поэтому я почувствовал в вывесках чужую и даже чуждую этому городу душу. Они были ненужными в этом прекрасном городе.

По мере того как все больше и больше оживлялся Невский, все громче звучала нарождавшаяся, новая душа города. Новой душой его были все эти солдаты, появившиеся на Невском, точно они только что вышли из окопов, — в измятых шинелях, в серых шапках, в которых спали, в желтых обмотках, в тяжелых американских ботинках с железными подковами; у иных за спиной торчали винтовки, и владельцы их озабоченно шли мимо витрин магазинов, не обращая внимания на сутолоку пробудившегося города; новой душой его были бродившие по Невскому матросы в коротеньких куртках, с красными бантами на груди, в залихватски сдвинутых на затылок бескозырках с черными ленточками; новой душой города были вооруженные отряды рабочих, проходившие по улице в шаг, по-военному.

У расклеенных по всему Невскому объявлений толпился народ. Временное правительство заявляло:

«Русский народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной и подорванной в жизненных своих силах…»

— Это как понимать надо? — раздался голос в толпе, мимо которой я проходил.

— А ты читай дальше — поймешь.

Я замешался в толпу и тоже стал читать объявление:

«Эти начала будут положены в основу внешней политики Временного правительства, неуклонно проводящей волю народную и ограждающей права нашей родины, при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников».

— Ну, понял?

— Значит, куда союзники, туда и мы?

— Понятное дело.

— Значит, война до победы?

— Выходит, так.

— Так на кой же… прости господи… революцию делали?

— То-то оно и есть.

Толпа перед объявлением увеличивалась.

— Товарищи! — На ступеньки каменной лесенки, ведущей в галантерейный магазин, вскочил человек в кепочке, с черными усами, похожими на две огромные, обращенные друг к другу запятые. — Для чего мы свергали царизм, я вас спрашиваю? — он говорил со злобой в глазах. — Для чего? Проклятый царизм мы, товарищи, свергали для того, чтобы покончить с войной…

— Правильно! — дружно раздались голоса.

— …Для того, чтобы работать восемь часов, а не десять и двенадцать…

— Правильно!

— …чтобы отнять у помещиков землю и поделить ее между крестьянами-хлебопашцами…

— Правильно! — еще громче закричали мужики в серых шинелях.

— …чтобы объявить всемирное братство народов…

— Правильно! — гудел народ.

Толпа заполнила всю панель. Прохожие сворачивали на мостовую.

— А что говорит Временное правительство? — Человек обвел подозрительным взглядом толпу, достал из кармана измятую газету. — Вот что говорит министр иностранных дел господин Милюков:

«Если мы, русские, претендуем на обладание Константинополем и проливами, то этим мы ничуть не посягаем на национальные права Турции, и никто нам не вправе бросить упрек в захватных тенденциях. Обладание Царьградом всегда считалось исконной национальной задачей России».

— Слыхали? — Оратор зло усмехнулся. — Мы, говорит, против захватных тенденций. Мы, говорит, хотим только завладеть Дарданеллами и отнять у Турции Константинополь. Вот куда гнет Временное правительство!

В стеклянной двери магазина показался почтенный господин с бородой на обе стороны. Он повернул ключ в дверном замке и опустил железную ставню.