Великий тайфун

В доме известного богача Старцева на Светланской улице, где прежде был Окружной суд, разместились революционные и общественные комитеты, успевшие возникнуть за десять дней марта: Исполнительный комитет Совета рабочих и военных депутатов, Комитет общественной безопасности, Комитет социал-демократической группы, Комитет объединенной социалистической организации.

У входа в здание Виктор перечитал все объявления и извещения, исходившие от имени этих организаций. Бумажками, напечатанными на машинке, а также написанными синим карандашом, были заклеены филенки входных дверей. Одно из объявлений гласило:

«Из состава Исполнительного комитета Владивостокского Совета рабочих и военных депутатов выделена комиссия по организации профессиональных союзов. Всех товарищей, имеющих какие-либо заявления, материалы и проч. по профессиональному делу, просят обращаться к члену Исполнительного комитета студенту К. А. Суханову».

«Костя!» — Виктор порывисто открыл дверь и побежал по каменным ступеням лестницы.

На третьем этаже, в одной из комнат, где вокруг канцелярских столов толпился народ, Виктор увидел сутулую фигуру Кости, сосредоточенно писавшего что-то. На нем была его неизменная темно-синяя косоворотка под тужуркой с голубыми петлицами. На столе лежала студенческая фуражка.

Один из стоявших возле Кости говорил:

— Организовать китайских рабочих будет не так-то легко.

— Конечно, нелегко, — не переставая писать, отозвался Костя. — Но надо. Во Владивостоке — тысячи китайских рабочих.

«Революция за работой», — подумал Виктор, протискиваясь к столу.

Из-за плеча человека, говорившего о трудностях профессиональной работы среди китайцев, Виктор стал смотреть на Костю… Нет, нет, слово «смотреть» тут не подходит — Виктор любовался Костей:

«Революция начала работать!»

Словно почувствовав на себе пристальный взгляд Виктора, Костя приподнял голову.

— Виктор! — Он бросил ручку на стол, вскочил со стула.

Они жали друг другу руки, смеялись, говорили что-то, и было в их словах и смехе, в их горячих взглядах столько искренней, почти детской радости, что окружавшие стол люди, зараженные их радостью, с улыбкой смотрели на них. Каждый понимал, что происходила не просто встреча друзей. Нет. Это была какая-то особенная, знаменательная встреча людей, связанных друг с другом более чем дружбой. «Наверное, и этот из тюрьмы», — подумал каждый о Викторе.

Однако друзья не могли долго изливать свои чувства. Вокруг стояли люди, пришедшие в Совет за разрешением вопросов, поднятых революцией со дна жизни. Вопросы эти не могли ждать.

— Не буду тебе мешать, — сказал наконец Виктор. — . Кто есть в городе из общих знакомых?

— Да все новые люди.

— Дела охранного отделения опечатаны?

— Принимаются.

— Кто принимает?

— Бадарин, комиссар охранного отделения.

— Вот так должность! А можно туда проникнуть, порыться в делах?

— Я напишу ему, — Костя взял клочок бумаги.

— Начальник охранного отделения, конечно, арестован? — спросил Виктор.

— Да нет. От него и принимаются дела.

— От полковника Гинсбурга? — в удивлении воскликнул Виктор.

— Тот богу душу отдал. Там другой.

— Другой! До сих пор не арестован?

— В городе почти никто не арестован, — ответил Костя. — Удалось добиться ареста начальника тюрьмы Высотского да генерала Шинкаренко. Помнишь их?

— Как не помнить! Дела у вас, я вижу… Ну, так я не прощаюсь, — сказал Виктор, кладя записку в карман. — Вечером зайду, поговорим.

— Приходи, приходи… часам к десяти.

— Хорошо… А насчет организации китайских рабочих — я пришлю тебе одного китайца. Запиши имя: Ван Чэн-ду, булочник.

Костя записал.

«Революция начала работать», — весело подумал опять Виктор, отходя от Костиного стола, на который снова со всех сторон навалились люди.

* * *

Виктор Заречный быстро шел по Пушкинской улице на Лазаревскую.

«Жаль, жаль, — думал он, — не придется повидаться с полковником Гинсбургом».

Бывший начальник охранного отделения полковник Гинсбург, которого так хорошо знал Виктор Заречный и который в свою очередь был осведомлен о каждом шаге Виктора, скончался еще до революции. Последней его «доблестью» был арест в августе прошлого года группы социал-демократов города Владивостока. В Петрограде были довольны ликвидацией революционного очага на Дальнем Востоке. Директор департамента полиции представил Гинсбурга к награде, но мания преследования, которой он страдал, быстро прогрессировала, и он умер в доме умалишенных. Его хоронили в мундире, при всех орденах. Человек в штатском нес крышку гроба на голове.