Великий тес

После Маслены, на Прощеный день, с толмачом и двумя казаками он выехал на лошадях в верховья Осы. Икирежи кочевали неподалеку. К вечеру казаки добрались до знакомого князца и ночевали на его стане. Утром двое молодцов с луками за спиной вызвались проводить их к булагатским кочевьям.

Морозным солнечным днем отряд двигался на восход солнца. Кони шли то шагом, то тряской рысцой. После полудня показалась вытоптанная земля. Вожи указали на следы и стали разворачивать своих коней.

— Говорят, балаганцы — их враги! Князец не велел им встречаться! — пояснил толмач, шепелявя застывшими губами с редкой ниткой усов под носом.

Похабов отпустил вожей. Казаки продолжили путь вчетвером и вскоре увидели пасущиеся стада. Когда желтый блин солнца коснулся земли на западе, их заметили. Навстречу, рассекая стадо, галопом понеслось полтора десятка всадников. Они окружили казаков и водили своих коней по кругу, неприязненно разглядывая пришельцев.

Похабов скинул рукавицу и велел казакам запалить фитили на мушкетах.

— Здоров ли Бояркан? — спросил, сбрасывая сосульки с усов.

Молодцы в тулупах перестали кружить. Толмач заговорил с ними, важно переводя совиные глаза с одного на другого.

— Предлагают проводить! — обернулся к Похабову.

— Такие проводы мы знаем! — усмехнулся сын боярский, высвободил из-под шубы шебалташ, показал пряжку мужику, который по повадкам показался ему старшим. Тот равнодушно осмотрел золотые бляхи, вопросительно вскинул узкие глаза с заиндевевшими ресницами.

— Бояркан — ахай! Хочу повидаться и поговорить с ним! — сказал по-булагатски. Обернувшись к толмачу, просипел: — Скажи, пусть дадут ночлег, а то отправят вестника коротким путем, а нас будут морозить в седлах до утра. Знаю я их!

Встречавшие казаков молодцы чуть убавили спеси, почтения к гостям они не проявили. Ночевали казаки в ветхой юрте, со всех сторон закиданной снегом, и бездельничали, пока не прибыли люди Бояркана в богатых, покрытых сукном шубах.

Над выдутой ветрами степью с мотавшимися сухими травами на мерзлой земле сияло яркое полуденное солнце. Вскоре казаки увидели на возвышенности большую белую юрту, окруженную кольцом других. Из всех юрт веретенами поднимался в небо дым. Годовалые бычки с заиндевелыми мордами с тупым любопытством преграждали путь всадникам и шарахались в стороны только перед грудью лошадей.

Казаков проводили в самую маленькую юрту. Внутри было тепло. Возле очага в одежде без всяких украшений сидели две молодые и смешливые девки.

Похабов велел казакам расседлать коней, сел возле жарко тлевшего кизяка, свесил над огнем заледеневшую бороду. Девки прыснули от смеха, вскочили с мест, сели возле решетчатой стенки, прижавшись друг к другу и укрывшись меховым одеялом, с опасливым любопытством выглядывали из него, как птенцы из гнезда. Казаки внесли в юрту седла с потниками, расстелили и сложили их вокруг огня, стали разматывать кушаки.

— Однако неласково встречает хубун! — проворчал Похабов, распахивая шубу. — Неспроста! Обиделся или еще чего. Может, Курбатка Иванов аманатил его мужиков?

Откинув полог, в юрту вошел приземистый мужик в крытой шубе, из тех, кто сопровождал казаков до селения. Он что-то прогыркал, разлепив смерзшиеся губы. Похабов обернулся к толмачу.

— Бояркан будет говорить с тобой вечером, когда солнце ляжет на землю. До тех пор велел ждать! — перевел слова братского мужика толмач.

Мужик окликнул сидевших в стороне девок. Те вышли на мороз и вскоре внесли в юрту освежеванную баранью тушу. В жилье резко запахло стужей и свежей кровью.

Не успело свариться мясо в котле, как тот же мужик в крытой сукном шубе откинул полог юрты и сказал, что Бояркан ждет гостей. Похабов поднялся, велел собираться толмачу. Болдырь бросил тоскливый взгляд на кипевший котел, на молодых девок, печально вздохнул и натянул на плечи кафтан.

— Кони остыли! — стал раздавать наказы казакам сын боярский. — Можно напоить. В степь не отпускайте. Хотя, — махнул рукой, — пусть пасутся. Нам отсюда и на конях не убежать! Ружья никому не давайте глядеть!

У входа в белую юрту стояли два мужика с обнаженными саблями. Иван с толмачом прошли мимо них. Внутри жилья было темно. Глаза не сразу различили ряд сундуков вдоль округлых стен, стопки меховых одеял на них. Посередине горел очаг. Он да свет из вытяжной дыры освещали юрту.

У огня сидел Бояркан, со всех сторон обложенный шелковыми подушками. Похабов впился в него глазами, высматривая перемены в настроении старого братского приятеля. Бояркан так же пристально разглядывал сына боярского.

За князцом, чуть поодаль, сидела старуха в богатой шубе. Несколько косатых молодцов с любопытством глядели на вошедших. При обычном приезде, как гостю и как младшему по возрасту, первым приветствовать Бояркана надо было ему, Ивану. Как посол царя, он должен был выждать приветствия от его подданных.

— Что сарь? — наконец спросил Бояркан, не вставая с подушек. — Жив-здоров? Скот множится?