Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

И.Г. Курц попытался рассчитать доходность этого второго обоза по условиям Кяхтинского договора, но на основе имеющихся в его распоряжении данных такая задача оказалась невыполнимой. От суммы стоимости одних только ввезенных и вывезенных товаров полный товарооборот, можно сказать, составил как минимум 312 тысяч рублей. Таможенные пошлины с такой суммы в случае начисления их на частную торговлю составили бы 31 тысячу рублей. Так как стоимость китайских товаров приводится только в московских ценах, сумму «недобора» таможенных пошлин можно сократить до 25 тысяч рублей. Никакого расходного счета от обоза не сохранилось, но, судя по затратам предыдущих и последующих обозов, расходы данного обоза стоит оценить как минимум в 60 тысяч рублей. Если валовую прибыль взять в размере 114 тысяч рублей (стоимость китайских товаров на 214 тысяч рублей за вычетом стоимости мехов на 100 тысяч рублей), тогда чистую прибыль можно оценить в 29–30 тысяч рублей, то есть валовая прибыль оказывается меньше расходов и расчетного убытка по таможенным доходам. И это без учета стоимости товара, утраченного во время пожара 1737 года, которую И.Г. Курц готов принять на допустимом уровне в 15 тысяч рублей. Остается еще бухгалтерская прибыль в размере 15 тысяч рублей, растянутая на период в восемь лет с 1731 до 1738 года. Если суммарные капиталовложения составляли 200 тысяч рублей (100 тысяч рублей в виде пушнины; 60 тысяч рублей — прямые издержки обоза и еще 40 тысяч рублей ушло на транспортные расходы, в пределах России), доход на эти инвестиции приближается к 2 тысячам рублей в год. То есть годовая доходность предприятия составляет 1 процент.

Если данный обоз государству принес по большому счету одни убытки, как это видно из приведенных выше расчетов, а также в соответствии с окончательным вердиктом С.Л. Владиславич-Рагузинского, то кое-кто все-таки неплохо нагрел на нем руки. В начале 1733 года в сибирское представительство доставили несколько особым образом помеченных тюков с ценными подарками и диковинками, присланными Л. Лангом и А. Платковским: С.Л. Владиславич-Рагузинскому достался чайный сервиз, обер-секретарю Священного синода Михаилу Дудину перепала штука канфы, и члену Генерального совета П.И. Ягужинскому прислали кое-какие наряды. В конце того года и в начале года 1734-го пришло еще 10 сундуков, и их приказали отправить члену все того же совета и обергофмейстеру С.А. Салтыкову в Санкт-Петербург, по-видимому для распределения их содержимого среди полезных людей.

Причин для провала данного обоза по сравнению с обозом Третьякова — Молокова можно привести сразу несколько. Л. Ланг все еще ссылался, как мы уже видели, на то, что считал отрицательно влияющими на все дело ограничения на свободную торговлю в Пекине. Настолько упорно звучит данный аргумент, что нам остается только принять его на веру, хотя непонятно, до какого предела. С.Л. Владиславич-Рагузинский, как мы все в этом убедились, настаивал в своем донесении А.И. Остерману от 1734 года, что решающим фактором неутешительных показателей обоза послужила поспешность в его организации, на которую ушли считанные месяцы, а не конкуренция с частными предпринимателями. Понятно, что такое суждение принадлежит человеку, находившемуся за тысячи километров от места событий. Как и множество раз до того, государственные присяжные оценщики и прочие чиновники Сибирского приказа продемонстрировали бюрократическое невежество в делах частного рынка Москвы и неосведомленность в его текущих ценах. Однако самым красноречивым явлением, по крайней мере единственным, искоренением которого власти на самом деле занимались серьезно, оставалось надоевшее пугало конкурентных преимуществ частного сектора. Л. Ланг в своем донесении, представленном по его прибытии в Москву 25 июня 1734 года, обращал особое внимание на то, что русские купцы, покупавшие камку и китайку на границе, устраивают тем самым «большой беспорядок в сфере сбыта товаров, принадлежащих короне». И он предложил запретить поставку таких китайских товаров в Москву.

В Сибирском приказе предпочли сохранить свое право на доставку китайских товаров из Кяхты и Цурухайтуя в Москву, а также на сибирские ярмарочные базары. Однако сибиряки попросили Л. Ланга разобраться в этом деле и определять, какие принадлежащие короне товары пользуются слабым спросом в Москве, чтобы в будущем их продать в Сибири или на ярмарочных базарах Европейской России на пути следования обоза из Кяхты. Что же касается оборотной стороны медали, то есть незаконной продажи запрещенной пушнины, то в апреле 1735 года старосте Селенгинска Ивану Мостовскому послали специальный указ. Ему приказали еще раз довести до сведения всех русских купцов и их доверенных лиц, что определенные ценные меха запрещены для сбыта в системе частной торговли.

К указу прилагался список таких мехов: морская выдра, рысь, нерчинская и якутская белка, коричневая, серая, скрещенная и рыжая лисица, камчатский и якутский соболь, а также молодой песец.

Обоз Ерофея Фирсова