Великий туман

Удр летел над морем, как и говорила старуха Скульд, прямо по Млечному пути, бережно унося с собой три нежных цветка. Что это были за цветы и почему Норна так ими дорожила? Удр знал, что не ошибся и взял то, что дороже всего ее сердцу. Но он чувствовал, что розу ему нельзя повредить. Она будоражила его мысли, она была его мостом между прошлым и будущим, она была его настоящим. К ней он не посмел прикоснуться, лишь вдохнул ее дивный родной запах. Он радовался, что спасение и освобождение уже близко. Но мысли о Норне не отпускали его. И желание увидеть ее поглощало все его существо. Внезапно он услышал крик, он знал – это кричала Норна. Сердце его сгорало от жалости и горя, но крылья сами несли прочь. Кровавые слезы медленно катились по щекам. Он услышал ее шепот или это почудилось ему. Последний раз обернувшись к застывшей вдалеке долине, где лишь листья голого дерева серебрились в отсветах Млечного пути, он тихо и обреченно сказал: «Прости меня, Норна…»

Удр искал страну холмов. Скульд лишь сказала ему лететь по Млечному пути три дня и три ночи, не останавливаясь и не оборачиваясь назад. Когда третья ночь была на исходе, он увидел ее, долину холмов. Как можно было ошибиться? Ничего подобного он нигде никогда не видел. Ведь в его мире такое не было возможным: земля менялась постоянно, образуя причудливые покатые горы и холмы, покрытые девственными лесами. Они росли и тянулись к небу, пока поток лавы не сжигал все вокруг, разрушая и уничтожая. Земля покрывалась коркой, и сразу же новые зеленые ростки застенчиво тянулись к небесной синеве, оживляя безжизненную землю. И снова от разрушенных кратеров потухших вулканов начинали расти новые холмы, они, как волны в океане, расходились в пространстве, пересекались, перемещались, постоянно изменяясь. Удр долго стоял и смотрел на то, что открылось его глазам: дивный, прекрасный мир, пугающий своим непостоянством. Казалось, что тысячелетия здесь летели секундами.

Все, что Удру нужно было сделать, это выбрать новый холм и положить цветы на его вершину. Он не понимал смысла своего действия. И как выбрать этот холм. И каким образом это может помочь ему стать самим собой, а девам вод – вернуть свой облик. Старая Скульд, как всегда говорила загадками и не объяснила ему ничего. Она лишь проскрипела: «Ты поймешь…». Но ведь он понял, чем дорожила Норна, наверно он также поймет сердцем своим или душой, где ему необходимо оставить цветы.

Солнце поднималось выше, и Удр посмотрел впервые на цветы, что он украл у Норны. Необычные цветы, нежные и живые. Ему казалось, что он чувствовал биение их сердец, тихую и едва заметную пульсацию. Они были живыми и он должен оставить их, чтобы огонь и пепел поглотили эту красоту навсегда.

Он взмыл в воздух и начал облетать долину холмов, казалось, ей не было конца и края, лучи восходящего солнца освещали ее далеко на восток, пока он не потерялся в пространстве, не зная уже, откуда прилетел. Внезапно перед ним поднялось облако раскаленного пепла и искрами полетели в небо горящие камни. Удр отлетел на безопасное расстояние, присев на ветку огромного дерева, и зачарованно наблюдал за буйством природы. Облако не расползлось по земле, но просто растворилось в воздухе. Время летело стремительно. Густая лава потекла из кратера вулкана, уничтожая все живое, что было на горе. Она еще не остыла, и тонкие струйки дыма поднимались в воздух, как он увидел образование маленьких новых холмов от основания кратера. Они медленно расползались в стороны, остывали, росли и поднимались ввысь, разрушая вулкан до основания.

Один из новообразовавшихся холмов покрылся нежными ростками зеленой травы, и Удр понял, что именно здесь должен он оставить цветы Норны. На верхушке холма лежало три белых камня, на которые Удр бережно положил лотос, мак и ромашку. И в то же мгновение его пронзила невероятная легкость, ему казалось, что он спрыгнул с невообразимой высоты и несется в бездну. Ощущение падения прошло, но легкость осталась. Он посмотрел на свои крылья и не смог ничего увидеть. Он был прозрачен, невесом, невыносимо легок. Это не удивило его, казалось, что так и должно быть, но дальше ничего не происходило. Возможно, это спало с него проклятие, бремя тех двух тысяч лет, что он скитался по миру. Он поднялся выше, ему уже не нужны были крылья, чтобы летать, было достаточно лишь захотеть, и он перемещался в воздухе.