В целом национальные тенденции в столетие, предшествующее мировым войнам, ясны, насколько они могут быть ясными для периода с относительно скромным по современным меркам объемом данных часто сомнительного качества и сомнительной последовательности. Для продолжительного периода до 1914 года, с охватом от нескольких десятилетий до более чем столетия, в зависимости от доступных свидетельств для разных стран, неравенство преимущественно либо росло, либо оставалось на одном уровне. В Англии неравенство доходов было настолько высоко уже в начале XIX века, что оно, по всей видимости, не слишком повышалось, хотя концентрация богатства, пусть и предположительно, продолжала расти до беспрецедентных высот. Если в Нидерландах – еще одной стране, рано достигшей высокого уровня неравенства, – и, возможно, в Италии наблюдалась стабильность, разрыв в богатстве и в доходах увеличивался во Франции, в Испании и в большей части Германии, так же как и в Соединенных Штатах, в тех латиноамериканских странах, о которых имеются адекватные документальные свидетельства, и в Японии. По консервативной интерпретации документов скандинавские страны также, похоже, переживали относительную стабильность неравенства на протяжении большей части этого периода, за исключением некоторой деконцентрации богатства среди самых богатых слоев в XIX веке и пары резких и плохо объяснимых падений высших долей богатства за несколько лет до начала Первой мировой войны. С конца XVIII века или начала XIX до Первой мировой войны доля высшего 1 % росла в шести из восьми стран, о которых имеются данные: в Великобритании, Франции, Нидерландах, Швеции, Финляндии и США.
В то же время случаи надлежащим образом задокументированной компрессии неравенства редки: после относительно выравнивающих потрясений американской, французской и латиноамериканских революций конца XVIII и начала XIX веков, Гражданская война в США – единственный известный пример заметного спада концентрации богатства в регионе. За исключением таких нерегулярных случаев неизменно насильственного уравнивания, неравенство по большей части либо держалось на высоком уровне, либо еще более увеличивалось. Обобщая, можно утверждать, что это верно безотносительно того, как рано или поздно страны переживали индустриализацию и переживали ли вообще, была ли земля в изобилии или в недостатке и какое было политическое устройство стран. Технологический прогресс, экономическое развитие, расширяющаяся глобализация вкупе со столетием необычно мирных условий создали среду, защищавшую частную собственность и благоприятствовавшую инвесторам капитала. В Европе это привело к долгому росту неравенства, начавшемуся с затихания Черной смерти в конце Средневековья и продолжавшемуся более четырех веков. В других регионах планеты могли наблюдаться менее продолжительные фазы увеличения неравенства, но и они постепенно включались в общую тенденцию[147].
В конце главы 14 я рассматриваю возможные ответы на вопрос о том, был ли мир готов вступить в эпоху еще более неравномерного распределения дохода и богатства. Конечно же, в реальности этого не произошло. Незадолго до одиннадцати часов утра 28 июля 1914 года девятнадцатилетний боснийский серб выстрелил в австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу, нанеся им смертельные раны, когда они ехали в открытом автомобиле по улицам Сараево. Когда умирающего кронпринца спросили, насколько сильно он ранен, он слабым голосом ответил: