Великий Ван

«Тиу, тиу, – ответил ему Красноголовый философ, – ты еще молод и не можешь понять! Наш Повелитель отмечен особым священным знаком и судьба его в руках Всевышнего! Так говорит мой старый приятель, зверолов Тун-Ли. Я ему верю, так как его знал еще мой прадед, умерший сорок лет тому назад. Вчера я добывал вкусных личинок около фанзы старика Тун-ли и слышал, как он говорил своему работнику, принесшему ему муку из Нингуты, что тигр, пришедший недавно с горы Татудинза, сын старого Вана из Кореи. Он пробует здесь свои силы. Все делается так, как решила судьба. Так-то, мой молодой неопытный брат. Поживи с мое и тогда узнаешь многое, что тебе еще не снилось», – так говорил старый Черный Дятел, умудренный летами и жизненным опытом.

Таёжные кумушки, сойки и сороки, также, напуганные зловещими звуками смертельной борьбы лесных великанов, с криками разлетелись в разные стороны, и скоро во всех уголках бескрайней тайги стало известно о делах Вана и смерти Чёрного Мешка, старого гималайского медведя, жившего в течение тридцати лет в окрестностях Кокуй-Шаня.

Старые звероловы, не покидавшие своих фанз даже летом, узнав об этом событии, поспешили к древним кумирням, воздвигнутым с незапамятных времен на высоких горных перевалах, и совершали там моления Великому Духу гор и лесов, с возжжением благовонных курительных свечей и продолжительным коленопреклонением.

По окончании каждой молитвы, мерные удары в чугунный колокол раздавались под сводами дремучих лесов и металлические звуки эти неслись в вышину, будя далекое горное эхо.

Великий Ван между тем расправлялся с грузною тушей Чёрного Мешка и, выбирая самые мягкие нежные части, свежевал его, громко чавкая и прожевывая жирное мясо. Массивные и плотные кости старого таежника дробились и хрустели, как сухарь, в могучих челюстях зверя.

Выев окорока, грудину и часть спины, хищник насытился и с переполненным желудком еле дотащился до ближайшего горного гребня, где улегся под тенью густой аянской ели, вздымавшей свою гордую вершину над мелкою порослью молодых берез и орешника.

Глубокий сон овладел им. Северный приятный ветерок тянул со стороны угрюмых скал Кокуй-Шаня, навевая чудные волшебные сны на молчаливую тайгу и ее обитателей, дремавших под лучами полуденного солнца. Только неумолчные хоры кузнечиков и цикад нарушали торжественную тишину зеленой пустыни и едва уловимый шум стоял в неподвижном раскаленном воздухе. Дыхание земли и прозябание растений слышалось в этом шуме. Это не был гимн торжествующей любви, но скорее шепот дремлющей в истоме бытия природы.

Прозрачная глубина сияющего неба, казалось, излучала свет и яркое солнце пылало огнем, насыщая все атомы материи силами живой энергии и вечного движения.

Далекая вершина Татудинзы, подобно туче, окрашенной в розовато-фиолетовый цвет, вырисовывалась на юге в дымчатой мгле горизонта.

С востока поднимались, медленно и грозно, высокими клубами, снежно-белые облака; основания их, ограниченные зубчатой линией лесистых хребтов Лао-Э-Лина, имели свинцово-серый оттенок; в глубине их сверкали далекие зарницы.

Воздух, насыщенный пряными ароматами растений и прогретой земли, был тяжел и душен. Парило. Тропический проливной дождь должен был разразиться к ночи.

Вечером, когда солнце спряталось в горах и ночные тени легли черными пятнами в тайге и по склонам увалов, казалось природа ожила, стряхнув с себя дневную дрему. Отовсюду доносились голоса живых существ, заявлявших о своем праве на жизнь. Старая тайга зашумела и вершины могучих кедров закачались, под легким дуновением муссона.

Неистово трещали цикады; болотные совы, как серебряные колокольчики, звенели в глубине болотистых лугов.

Черная таежная ночь окутала землю своим пологом, нижняя сторона которого усеяна была мириадами звезд и прорезана светлым поясом Млечного пути.

Летающие огоньки светляков мелькали на темном фоне гор и лесов своим зеленоватым блеском придавая всей картине нечто феерическое.

С востока приближалась гроза. Яркие вспышки молнии рвали темноту и далекий рокот грома звучал непрерывно.

Грозный владыка тайги спал богатырским сном на гребне хребта и не слышал грозного голоса разгневанной стихии.

XVI. В гареме

Быстро пролетело зеленое жаркое лето. Наступила ясная золотая осень, с ее бодрящими ночными морозами, с голубым безоблачным небом. На горы и лес она накинула роскошный ковер ярких цветов и оттенков. Общий зеленый фон тайги пестрел всеми цветами радуги.

Природа, насыщенная энергией и отягченная обилием своих плодов, отдыхала и нежилась в прощальных лучах горячего солнца. Пришло бабье лето. Тонкие нити золотистой паутины опутали своими сетями кусты и заросли. Воздух, чистый и прозрачный, наполнен был ароматами увядающей листвы и пчелиного меда.

Вспоминая веселую весну, самцы фазаны кричали по утренним и вечерним зорям в зарослях речных урем, и скромные рябчики выбегали из чащи густых осинников на лесные опушки, поднимали свои задорные хохолки и готовые к драке, затягивали любовные песенки.