Великий закон доктора Строптизиуса

- Устал ты очень, Павел Петрович. Молчишь все последнее время. Взял бы отпуск, отдохнул!

- Не время мне отдыхать, Евдокия Никитична. Сказал бы я тебе, если бы поумнее была, тайну одну. А так... - он махнул мягкой рукой.

- А ты скажи, скажи! Может, я тебе что и посоветую. Муж покойный Василий Карпыч всегда советовался.

Трофимчук медленно улыбнулся красными губами. Блеснули белые крупные зубы.

- Живешь ты, Евдокия Никитична, как телка в хлеву. Не знаешь ничего, кроме выручки. Да куда тебе больше знать. Деревенская баба... Дура...

Евдокия Никитична всплакнула:

- Стара я для тебя, сама знаю... Не мучь ты меня, Павел Петрович! Сразу скажи: "Не ровня ты мне, Дуся. Другую себе нашел. Помоложе". Нашел ведь, Паша? Угадала?

Трофимчук положил руки на стол ладонями вниз и всхлипнул:

- Добрая ты. Жалеешь меня, как собаку. Спасибо. Но не такая ты женщина, Дуся, о которой я мечтаю. А мечтаю я, Дуся, об Лиле. Сам ей имя выдумал. Белая такая. Ангельская. С картины "Неравный брак". Все во мне переворачивается, как подумаю, что ангелочка этого за старика отдают!

- Да о чем ты, Паша? - удивилась Дуся.

- Куда тебе, дуре, понять. Скоро, скоро, мамаша, все по-моему будет. Силы мне помогают. Привидения. Колдуна одного скрутил. Во он у меня где! Я ему, главное, виду не показываю, что верю в него. Колдунов, главное, не бояться. Главное, вид сделать, что не верую, мол, ни в бога, ни в черта.

- Проспись, Пашенька... Тебе на работу завтра...

- Мне бы у старика секрет вызнать. Заговорит он у меня, собака. Даром я их кормлю, что-ли! Привидения, а пожрать любят, к дефициту тянутся, Дуся. Ох как тянутся, доложу я тебе! Вот пришлось мне мебель продать. Цветы по ночам клею, пальцы проволокой изранил. Пух голубиный для цветов крашу. Главное, маманя, голубков-то жалко! А что поделаешь...

Лицо Трофимчука было как снег. Шевелилось только яркое пятнышко губ.

- Пойду по земле. Во дворцах жить буду. Никто не остановит. Некому будет. И правильно. Не собака ведь я. Нет. Не собака! Человек. И бессмертие дам, и смерть.

- Да что ты, Павел Петрович, про смерть говоришь! Тебе бы жить да жить! Молодой, красавец, умный! Образованный, десятилетку кончил! Получить много будешь, машину купишь!

Трофимчук опять получил:

- А мне, Евдокия Никитична, мамуля моя дорогая, и деньги-то только для одного нужны. Памятник человеку одному поставить. Поэту. Сереге. Из золота. Над речкой. А вокруг - березки... Тонкие такие... Беленькие... На зебру похожи... С полосками...

Он закрыл глаза и с мукой затянул:

- Не жалею, не зову, не пла-а-чу-у-у... Все пройдет, как с белых яблонь дым...

Трофимчук замолк, опрокинул в себя стакан водки. По нежному белому горлу прошла судорога. Он грохнул стакан об пол и мягко вскочил, притопнул босой ногой, шлепнул себя по груди и коленкам. Тяжело поднялась со стула Евдокия Никитична, тучной лебедью поплыла в пляске, напевая мотив "Цыганочки". Трофимчук пошел за ней вприсядку, медленно выбрасывая босые ноги в широких штанах.

- И-эх, мамуля! Глядишь, и женюсь! Буду я вроде Христа, а ты при мне как бы жена!

- Паша ты мой, Паша! - игриво хохотала Евдокия Никитична.

За окном в черный колодец двора сыпал снег. Зажигался свет в окнах. Дети шли в школу.

Будущий властелин Вселенной плясал "Цыганочку".

ВЕЧЕР ВОСПОМИНАНИЙ

Вите снился странный сон: как будто она - маленькая дрессированная обезьянка в матросском костюмчике, и ее заставляют бегать по арене цирка. Вита пытается протестовать, но ей говорят: "Вы не человек. У вас хвост". Вита возмущенно дернулась во сне и открыла глаза.

Пахло кислой гнилью. С дощатого потолка спускалась паутина. Что-то шуршало в полумраке. Вита поднялась и села.

- Это что такое? - ледяным голосом спросила она.

Вокруг нее на корточках застыли трое "дружков" Трофимчука: Каннибальских, Вампирский и Кадавров. Они сочувственно-слезливо смотрели на Виту и качали головами.

- Не понимаю, - сухо сказала она. - Что здесь происходит?

Каннибальских горько вздохнул, снял каракулевую шапку. Лысина Каннибальских блеснула, как озеро в тайге. Он захрустел пальцами.

- А мы сами понимаем?! Жили, как люди! Работали! Имели человеческие фамилии: Иванов, Петров, Сидоров!

Вампирский и Кадавров плаксиво хрюкнули.

- Представьте, девушка: человек работает врачом. Тэрапевтом. Иногда (подчеркиваю - не всегда!) берет взятки. Но, девушка, в нашем учреждении брали и Фадеев, Сергеев, Хельманюк! Почему же я здесь, а они там?! Мне говорят: ты - седьмое поколение. Я резонно возражаю: почему я должен отвечать за своих предков? Мало ли, что они там натворили! Почему Хельманюк живет припеваючи, а я тут страдаю с подонками общества?!

- Вы - шизофреники, - догадалась Вита.

Вампирский протянул к ней руки:

- Не говорите, не говорите так, девушка! А то мы совсем потеряем веру в себя!

В лице вампирского было что-то ишачье, покорное судьбе. Он оттопырил нижнюю губу и заплакал:

- Диплом у меня горит... В Академии художеств учился... Был как все. Подумаешь, иконками приторговывал. Дух времени!