Великодушные враги (Право на измену)

Джонет с облегчением опустилась на стул, Элизабет придвинула себе кресло. Эта спальня считалась одной из лучших при дворе: здесь был даже небольшой камин. Утро выдалось дождливое, и огонь приятно согревал комнату, разгоняя сырость. Джонет прислушалась к мирному потрескиванию горящего торфа. Только в эту минуту она в полной мере осознала, как сильно была испугана.

Подняв наконец голову, она увидела, что Элизабет Хэпберн не сводит с нее изучающего, но доброжелательного взгляда.

— Я не знаю, что мне делать, — напрямую выложила Джонет. — Мой дядя ведет себя ужасно, а Александру, по-моему, совершенно все равно, и… я просто не знаю, что мне делать!

— Ваш дядя действует, как ему кажется, в ваших интересах. Александр делает то же самое, — улыбнулась Элизабет. — Быть любимой, моя дорогая, — это порой сущее мученье.

Джонет закусила губу.

— Вы думаете, Александр меня любит?

— Несомненно.

Страх немного отступил.

— Мне тоже так казалось, но… — Джонет запнулась. — Он так упорно меня избегает, что я начала сомневаться. Он не хочет даже поговорить со мной или прислать письмо. Я даже видела, как он флиртует с другими женщинами… По крайней мере, так это выглядит со стороны, — честно призналась она.

— Так оно и есть, — кивнула Элизабет. — Алекс делает все возможное, чтобы оградить вас от сплетен, чтобы все поверили, будто вас с ним ничто не связывает. Он защищает вашу честь, Джонет, единственным доступным ему способом. Уверяю вас, он бы так не старался, если бы вы не были ему дороги. По правде говоря, если вспомнить, кто вы такая, боюсь, от него можно было бы ждать как раз обратного.

Джонет встретила ее взгляд.

— Алекс рассказал мне о вас и о моем дяде. О своем отце. Мне очень жаль, миледи. Поверьте, мне очень, очень жаль.

— Мы же, кажется, договорились, что вы будете называть меня Элизабет.

Джонет кивнула.

— Да, мне тоже очень жаль, — Элизабет сокрушенно покачала головой. — Давным-давно мы причинили друг другу много горя и боли. Эта боль мстит за себя до сих пор и, если мы не сумеем ее похоронить, будет мстить и в будущем.

Она встала и, подойдя к камину, стала смотреть на огонь.

— Когда-то я его любила, вашего Роберта, хотя он теперь ни за что в это не поверит. Оказывается, можно любить двоих одновременно, хотя и совершенно по-разному.

Джонет ничего не ответила. Она просто не знала, что сказать.

— Роберт Максвелл — хороший человек, — продолжала Элизабет. — Он всегда будет делать то, что ему представляется правильным. Весь ужас в том, Джонет, что, убедив себя в правильности своих действий, он уже не может отступить от избранной линии. — Она улыбнулась. — Он слепо верит, что идея важнее человеческой жизни.

Взяв кочергу, Элизабет стала ворошить торф в камине.

— Роберт не может простить мне измены, но я его хорошо знаю и смело могу предположить, что он и себя казнит: ведь он позволил свершиться убийству. Александр, в свою очередь, не может простить Роберту гибели отца, обвинения его в предательстве и нашего вынужденного отъезда в Англию.

Она повернулась к Джонет:

— Ну а мы с вами, дорогая, страдаем от этой бесконечной распри, любя их обоих.

Джонет изумленно взглянула на нее.

— Вы его любите? Роберта? Мне казалось, что вы должны его ненавидеть даже больше, чем Алекс. Если бы кто-нибудь причинил зло Александру, если бы его убили, я… — она тяжело вздохнула, пытаясь за подобием улыбки скрыть свою боль, — я бы этих людей ненавидела всей душой до конца своих дней. Не могу понять… — Джонет нахмурилась, — Алекс как-то раз сказал мне, что вы никогда не винили моего дядю… что вы во всем обвиняли только себя.

— Александр не знает всего, — тихо призналась Элизабет. — Я скрывала от него, не хотела взваливать на десятилетнего мальчика бремя своего греха. Но было время, когда я во всем винила Роберта. Было время, когда я ненавидела его так, что эта ненависть пожирала меня изнутри. Я не могла спать по ночам, тоскуя по Гэвину, вспоминая, как он любил меня и как он умирал…

Она тяжело перевела дух.

— Все, что я тогда могла, — это перевязать и залечить ссадины и синяки плачущего ребенка, которого жестоко избили только за то, что он пытался защитить попранную честь своего отца. Мне приходилось стискивать зубы, я старалась не плакать, потому что есть такие раны, которые залечить невозможно.

Ее глаза сузились, она молча посмотрела на огонь.

— Да, было время, когда я ненавидела Роберта, но старалась не подавать виду. Кто никогда не был мстительным, так это Гэвин. Боюсь, Александр унаследовал свою мстительность от меня. В тот первый год я была готова сама зарезать Роберта. Да, да, Джонет, я готова была убить его, и не просто убить, я изобретала для него самую медленную и мучительную смерть!

Элизабет на мгновение закрыла глаза, словно погружаясь мысленно в далекое прошлое, а потом тихо продолжила свою исповедь: