Великое единство

Бугайский здорово напуган этим событием, и весь дальнейший разговор вел в чисто деловом тоне. Он

подробно проинструктировал своего помощника, как ему подготовиться к возможному разговору у

Жданова.

— Я сам приеду в Ленинград сразу же после партийной конференции. Все ясно? Ну, бодрее, Виктор, действуй спокойно, звони мне завтра, привет Филимончуку передавай. До свиданья.

Бугайский точно выполнил рекомендации Ильюшина. В горкоме партии его внимательно выслушали, подробно разобрались и успокоили.

Вечером, когда междугородняя станция соединила Бугайского с Ильюшиным, последний не стал

выслушивать доклад своего помощника, а коротко сказал:

— Встречай меня утром, Виктор. Срочно выезжаю.

Теперь уже Бугайский понял, что срочный выезд главного конструктора в Ленинград связан с какими-то

осложнениями. Но что там произошло, в Москве?..

Бледный, осунувшийся после бессонной ночи, Бугайский рано утром встречал поезд «Красная стрела» на

Московском вокзале. Видимо, под воздействием собственного подавленного настроения ему казалось, что сейчас он увидит такого же расстроенного Ильюшина. Он даже приготовился приободрить своего

начальника. Но, к его удивлению, из вагона бодро вышел как всегда подтянутый, выбритый, опрятный

человек — С. В. Ильюшин крепко пожал руку Бугайского и, взяв его под локоть, увлек за собой. В

гостиницу «Октябрьская» пошли пешком по малолюдному утром Невскому проспекту.

— Что-то ты плохо выглядишь, Виктор, не заболел ли? — участливо спросил Ильюшин, внимательно

глядя в лицо спутника. [20]

— Здоров я, Сергей Владимирович, но очень беспокоюсь — что там у вас случилось, почему так срочно

приехали?

— Почему?.. А может быть, ты, как радушный хозяин, вначале пригласишь гостя к себе, чаем угостишь, а

потом будешь расспрашивать? — полушутливо заметил Ильюшин. — Тем более, что мы и до гостиницы

уже дошли...

— Случилось вот что, — проговорил Ильюшин, когда они остались вдвоем в номере гостиницы. —

Вчера мне позвонил Сталин и сказал, что я безответственно отнесся к важному делу и выдал Зальцману

негодную техдокументацию. Мои объяснения он слушать не стал и отослал меня к Жданову. Вот и

пришлось срочно ехать сюда. А ты что успел сделать?

И тон, и ровный голос Ильюшина вновь поразили Бугайского. «Вот человек, — мысленно восхищался он

своим начальником, — сам Сталин обвинил его в безответственности, а он спокоен, как всегда...»

— Что же ты молчишь, Виктор? — прервал паузу Ильюшин.

— Сейчас, Сергей Владимирович, доложу все по порядку. Бугайский подробно доложил главному

конструктору о делах на Кировском заводе и о своем посещении горкома партии.

Вдвоем они поехали на Кировский завод. Здесь Бугайский заметил значительные перемены в цехе

горячей штамповки. Прежде всего им сообщили, что Зальцман снял с должности начальника этого цеха.

Затем они воочию убедились, что на многих прессах идет энергичная работа по освоению штамповки

элементов бронекорпуса. Это задание объявлено в цехе главным, на его выполнение поставлены лучшие

люди, им выписаны аккордные наряды.

При докладе Жданову, Ильюшин показал ему чертежи своего ОКБ, продемонстрировал светокопии этих

же чертежей, «разукрашенные» технологами Кировского завода для своих нужд. Объяснил причину, и все

встало на свои места.

Ильюшин уехал в Москву. Находясь на заседании XVIII партийной конференции как делегат, он передал

в президиум Сталину докладную записку:

«В связи с Вашим указанием о том, что чертежи корпуса Ил-2, полученные

директором Зальцманом, имеют много помарок, неряшливые и грязные, мною

просмотрены чертежи на заводе имени Кирова. При этом обнаружено, что

перечеркивания и помарки на чертежах сделаны на заводе работниками Зальцмана.

Одновременно сообщаю Вам, что завод имени Орджоникидзе, неизмеримо менее

мощный, чем завод имени Кирова или Ижорский, проделал работу в несколько раз

большую, чем оба эти завода вместе. Завод имени Орджоникидзе уже прошел стадию

освоения производства корпусов. [21]

Желательно, чтобы Ижорский завод и завод имени Кирова воспользовались опытом

завода имени Орджоникидзе, и тогда выпуск корпусов Ил-2 значительно ускорится».

5

Конец февраля 1941 года ознаменовался еще двумя важными событиями, имеющими прямое отношение

к нашему рассказу: опытный экземпляр самолета Ил-2 успешно прошел в Москве заводские летные

испытания и был передан в НИИ ВВС на государственные испытания; в Воронеж прибыли первые

бронекорпуса для штурмовика Ил-2.

В НИИ ВВС летные испытания ильюшинского штурмовика — теперь уже одноместного — поручили

снова майору А. К. Долгову, который в 1940 году испытывал эту машину в двухместном варианте, и

ведущему инженеру Н. С. Куликову. Такое решение было закономерным, так как эти специалисты уже

знали штурмовик и могли лучше и быстрее оценить его модификацию. Кстати, быстрее теперь стало не

только пожеланием. В институт вместе со штурмовиком пришло строгое указание — испытания провести

не более чем за пятнадцать летных дней!