Великое княжество Литовское

Осколок московской смуты неожиданным образом больно ударил по Речи Посполитой. Поляки и литовцы, воевавшие на стороне Лжедмитриев, а затем участвовавшие в походе Сигизмунда, вернулись на родину. Солдаты удачи привыкли купаться в золоте, через их руки прошли невиданные сокровища. Они беспрестанно требовали у короля денег, будучи в Москве. «Желая укротить эту гидру, король чрез послов позволил взять московскую казну и, сообразив, сколько кому причитается жалованья, разделить ее всем безобидно, – рассказывает современник событий Станислав Кобержицкий. – Наконец завладели сокровищницей некогда счастливой Московии, вскрыли богатства многих царей, хранившиеся столько веков. Тут в первый раз увидели добычу из опустошенной Ливонии, золото и серебро Великого Новгорода, на трехстах возах привезенное победителем Василием, подати и налоги, собранные с русского народа, и дань богатых провинций. Невозможно с подробностью исчислить, сколько было массивных золотых статуй, столов, бисера, кубков, чаш, золотых крестов, осыпанных драгоценными камнями, рогов единорога и прочих богатств могущественнейшей Империи, которых остатки еще до сих пор хранятся у вельмож; прочее расточено мотовством наследников. Таких огромных богатств очень бы достаточно было войску взамен следовавшего ему жалованья; но расточительность воинов все спустила с рук в полгода или немножко больше».

После таких сокровищ невозможно привыкнуть к доходу с куска земли, на котором придется трудиться до седьмого пота. Воины несостоявшихся царей нашли лучший заработок: они объявили, что король не выплатил жалованье. «Три отряда мятежников назвали себя конфедератами и, как гибель, разлились по отечеству».

Солдаты, служившие Лжедмитрию, обосновались во Львове. Они учредили собственную республику, избрали маршал– ком Иосифа Леклинского и принесли ему присягу. «Затем, по военному совету, разделили между собою на участки королевские имения, а в Малой Польше и поместья духовенства; ужасным образом утесняли жителей, наложили тягчайшие налоги и определили сбирать их до тех пор, пока сумма сбора не составит следующего жалованья».

Легионы умершего в Кремле Яна Сапеги «со своим маршалком Иваном Калинским точно таким же образом поселились в Бресте и соседних староствах и завладели имуществами королевскими и церковными».

Войска, что воевали под Смоленском, «также вступили в конфедерацию, выбрали себе маршалком Збигнева Сильницкого и опустошали Великую Польшу и Пруссию».

Речь Посполитая опустошалась не хуже, чем вражеским войском. Мятежники рыскали по городам и селениям в поисках добычи, а где не оставалось ничего ценного, там утоляли свою похоть; словом – делали, что хотели. Управиться с ними не было никакой возможности; воевать конфедераты умели, а для короля собрать мало-мальски приличное войско, как мы помним, было огромной проблемой. Жалобы несчастного населения привели лишь к тому, что король созвал сейм.

Депутаты долго и жарко спорили, искали виновников ситуации, и в конце концов сейм постановил заплатить конфедератам жалованье.

«Надменность этих мятежников, – пишет Кобержицкий, – возросла до того, что они, отбросив всякое уважение к королю, презирая и власть сената, и государственных чинов, уже с угрозами требовали не одного жалованья, но бесконечных подарков и наград, всего больше десяти миллионов злотых. Но как на уплату этой суммы не довольно было налогов… то король опять созвал чины в Варшаву, для суждения о деньгах. Их взяли частью из общественного казначейства, сколько было в наличности; частью добыли под залог некоторых вещей; частью собрали посредством вновь увеличенных налогов; наконец, от щедрости духовенства и правительственных лиц; едва-едва могли наполнить бездонную харибду и усмирить конфедератов, которые безнаказанно буйствовали больше двух лет. Стыдно и жалко, что Польша, как бы обреченная на рабскую покорность, сделалась данницей незначительной толпы негодяев; потомство с горестью прочтет, что едва ли и пятнадцать тысяч человек властвовали над могущественной державою, как бы наложив на нее узду».

Речь Посполитая напоминала республиканский Рим в последнее столетие его существования. И здесь, и там властвовала свобода, в том числе от законов. На этой почве щедро произрастали одаренные, но беспринципные авантюристы, которым нет места при сильной самодержавной власти.

В Москве и Речи Посполитой было различное отношение к монархической власти. Русский трон часто являлся предметом раздора знати, вокруг него плелись интриги, устраивались заговоры. Бояре строго следили, чтобы каждый занимал место за царским столом и на служебной лестнице согласно древности рода. «Новых людей» не любили и царь и бояре – в них видели заклятых врагов, конкурентов.