Великое кочевье

А сколько выехало в поле людей на красных ящиках - сеялках! И это все колхозники! Ведь машины продают теперь только колхозам. Многое узнал Борлай за последние годы. Он видел и сеялки, и тракторы, и огромные машины, собирающие урожай железной рукой. Еще недавно здесь у самых богатых баев ячмень работники рвали руками, а теперь у них в колхозе скоро будут железнорукие машины.

Он был на заводе, видел, как льют для машин детали. Завод казался ему большим, как эта полоса, а директор сказал, что сейчас возводят заводы в десять раз больше этого. Там будут делать сеялки, тракторы, молотилки. И для колхоза "Светает" сделают такие замысловатые и покорные машины.

Хотелось закрыть глаза, чтобы на мгновение увидеть эти машины на своем колхозном поле.

Солнце ласкало. Улыбались горы. Душа радовалась! Да и как не радоваться, коли все стало иным! Ну как же не петь Борлаю Токушеву?

Конь,

Имеющий большие глаза,

Не успевает посмотреть,

Как мы с Миликеем

Засеем полосу,

Марал,

Имеющий длинные ноги,

Не успеет с горы на гору перебежать,

Как на колхозных полях

Поднимется урожай.

Миликей остановился.

- Ты, Борлаюшка, к меже прижимаешь меня шибко. А в полразмаха сеять я не люблю.

Борлай вскинул голову, и семена из горсти рассыпались.

- Глаза у тебя, паря, не закрыты, а идешь ты как сонный, - упрекнул Миликей. - Мыслями, видно, куда-то далеко улетел.

- Думал о колхозе.

Борлай шагнул в сторону, разбросил семена.

- А я свою "Искру" вспомнил. Вот так же наши колхозники шагают сейчас по полосам.

Миликей бросил горсть направо, повернулся налево и бросил вторую горсть: так он захватывал целый загон.

- Ты в уме прикинь: сколько мужиков по всему-то Союзу нашему вышло на пашни, и каждый думает об урожае! А государство как? Оно, государство-то наше, без хлеба не может, ртов много, каждый хочет хлебушко есть. Для торгового дела опять же надо. И раньше сторону нашу, Россию, значит, считали хлебной, а теперь Союз наш в сто раз больше хлеба собрать должен, чтобы перед другими государствами на первое место выйти.

То, что думы их в это утро совпали, пробудило в Борлае теплые, родственные чувства к Охлупневу. Он опять пожалел, что этот человек, такой близкий, умный, хозяйственный, первый помощник, все еще не состоит в великой партии большевиков, в которую входят лучшие люди всей страны.

Он спросил:

- Ты про партию думаешь?

- А то как же!.. - Миликей Никандрович остановился и заговорил потеплевшим голосом: - Ты меня прямо за сердце взял. Вы уйдете на собрание ячейки, большие вопросы там решаете, а мне обидно. Ведь я в партизанах боевым человеком прослыл, а теперь как бы в сторонке... На себя обидно.

- Пиши заявление.

Охлупнев поблагодарил его и двинулся вперед, не чувствуя тяжести лукошка с семенами. Он шел быстрее прежнего, и шаги его были легкими; пшеницу разбрасывал весело, горсть - налево, горсть - направо; шел и улыбался ласковому солнышку, теплой весне.

У межи они повернулись и, захватив опять по загону, пошли в обратную сторону.

- Поручусь за тебя, - пообещал Борлай.

- Не ошибешься, - твердо сказал Охлупнев. - Я верный человек: за Советскую власть через бои прошел.

К ним навстречу медленно шагал Бабинас Содонов. Он часто наклонялся, смотрел на зерна и, подражая Миликею Никандровичу, мял в руке землю.

- Нравится? - спросил Борлай.

- Ничего. Хорошо, - сдержанно ответил тот, а сам подумал: "Может быть, назад в колхоз позовет".

Ответ приготовил:

"Под началом жить не хочется. Теперь я куда хочу, туда и поеду, никто мне не запретит, а в колхоз приду - ты на каждый день будешь мне работу давать. Ну ладно, я начну работать до хруста в спине, а другие в это время будут у очага лежать, трубочки покуривать".

Еще одна мысль назойливо пробивалась:

"А хлеба они тут соберут много! Мешков не хватит. Каждый день начнут калачи печь".

Потушив в глазах зависть, он спросил:

- Амбар не строите? Хлеб куда девать будете?

- А ты что, хочешь нам есть помогать? - спросил Борлай, насыпая семян в лукошко.

Содонов промолчал и, медленно шагая за сеяльщиками, подумал с досадой: "Опять не позвал".

Он представил себе будущее лето. Солнце взлетало огненным глухарем все выше и выше и падало в густые леса на западе. Дни наливались жарой. Цветы на лугу повесили головы. Густая, высокая, до самой груди, золотая пшеница стояла стеной.

Содонову захотелось рвать тучные колосья, растирать на ладони и жевать твердые пахучие зерна...

Очнувшись от раздумья, он спросил с завистью:

- Молотить как думаете, ежели хлеб уродится?

- Машину обещают.

- А-а-а, машину! Хорошо!

- Будет вам, вечером потолкуете! - крикнул Миликей, зачерпнув полное лукошко пшеницы. - Семенам на меже лежать не след.

По соседнему загону вереницей шли лошади. За боронами, казалось, дышала благодатная земля.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Посев закончен. Миликей Никандрович сидел в своей избе и, обрадованный успехами, писал письмо председателю колхоза "Искра":