Великое кочевье

В это время в дверях появился Анытпас, несмело поздоровался. Никто не повернулся к нему.

"Неужели узнали по голосу и не хотят разговаривать со мной?", подумал он.

По спине пробежал мороз. Через головы людей доносился голос Сенюша:

- В аймаке он был? А мы его пока не видели. Мы сами в газете читали. Я и тогда думал, что его Сапог натравил...

"Это обо мне", - догадался Анытпас.

Мимо проходил Аргачи. Заметив Анытпаса, воскликнул:

- А-а, Эрликов конь выплыл! - Прищурил глаза, а потом мягко сказал: Как же ты дался баю в лапы?

- Темный был.

- Темный. А зрячих не слушал, - укорил секретарь. - Учиться будешь? Я тебя запишу.

Алтайцы останавливались возле них, на лицах - удивление. Неужели это Анытпас Чичанов? Где его былая робость?

Расталкивая людей локтями, Байрым пробирался в сени; сердито взглянув на алтайца, который когда-то стрелял в него, пошел к своей избушке, не оборачиваясь.

Анытпас брел следом.

Токушев, замедлив шаги, задумался:

"Я не только пострадавший, но и председатель сельсовета... Мне так нельзя..."

Вспомнив разговор Сенюша с секретарем райкома партии, круто повернулся и жестко спросил:

- Ну, что тебе надо?

- Поговорить. Про себя рассказать, - ответил Анытпас, подавая бумажку о досрочном освобождении. - Теперь во всем разобрались! Сапога привлекают.

- Хватились... Его в лесу надо ловить, как зверя... Ты виноват: не помог посадить его в тюрьму.

8

Стремительная лавина всадников летела к фиолетовой сопке. Шапки были надвинуты на глаза, кисти взлетали высоко. У нескольких человек за плечами торчали охотничьи винтовки с деревянными сошками.

Минут за пять перед этим все сидели у сельсовета.

Анытпас говорил о своей жизни.

Когда он рассказал, как шаман Шатый камлал над больным Таланкеленгом, как он требовал убить Борлая, даже самые невозмутимые старики повскакивали с мест. Одни переспрашивали Анытпаса о Шатые, а другие кричали, что терпеть больше нельзя. Крики были настолько гневными, что из соседних изб выбежали женщины и дети.

- Довольно! Намучились! Поехали зорить гнездо филинов! - крикнул Тохна Содонов и побежал седлать коня.

Теперь он скакал впереди всех. Копыта разгоряченных лошадей цокали о мерзлую землю.

Всадники окружили восьмиугольный аил Шатыя. Лохматая черная собака с лаем бросилась на них. Айдаш стукнул ее прикладом по широкому лбу.

Дверь аила приподнялась, и в узкую щель просунулся рыхлый, сизый нос старого кама.

- Выходи, проклятый! - крикнул Анытпас, спрыгивая с коня.

Косая дверь быстро захлопнулась.

- Не спасешься, вытащим!

- Проклятие народа на твою голову, обманщик!

Дверь оказалась привязанной крепким волосяным арканом. Три человека враз дернули за скобу, и аркан разорвался.

Анытпас первым влетел в аил. Почувствовав, что пришла пора расплаты, шаман задрожал и, как мышь, заметался по жилью. Втиснувшись между объемистыми кожаными мешками с пожитками, он судорожно сжимал бубен и прикрывался им.

- Ну, кам, рассказывай, что тебе Эрлик говорил о Токушевых? потребовал Анытпас.

- Я вам расскажу про одного свирепого хана, который вот так же потерял ум, - начал Шатый, стараясь казаться спокойным.

Анытпас смотрел из-под сдвинутых бровей, но не перебивал.

Разъяренные люди вбегали в аил и, услышав рассказ, останавливались послушать.

- Тот хан, - продолжал Шатый, - вот так же вздумал уничтожить всех камов. Послал народ за ними. Запер их в большой аил и поджег. Все сгорели...

- Хватит, хватит! - крикнул Айдаш.

- Подождите, доскажу... Один кам Чочуш, мой предок, вышел из огня невредимым. Хан испугался и поклонился ему. Даже язык хан потерял. А от Чочуша пошли бессмертные камы. Умрет кам, душа его по-прежнему шаманит в той же долине.

- Сказки!

- Ты говори, что тебе Эрлик приказал передать мне? - наступал Анытпас - Повтори свое вранье.

Байрым вырвал бубен из рук Шатыя и выкинул в дверь. Шаман, распластавшись по земле, уткнулся в нее лицом. Анытпас метнулся к нему с такой яростью, что Борлай поспешил прикрикнуть:

- Нельзя бить!

Из аила полетели горящие головешки, а вслед за ними - тяжелая шуба, украшенная ленточками и колокольчиками, железками и змееподобными жгутами.

Под конец выкинули шапку с хвостом филина.

На полянке развели костер и все свалили в него.

Айдаш топтал бубен, как топчут змею, и обломки бросал в огонь.

- Вот теперь отшаманил!

Бойко играло пламя. Алтайцы подбирали обрывки шаманской шубы и кидали в костер. Пахло горелой шерстью, тряпками и пером.

Когда ветер развеял пепел, все направились к коням - торопились в аилы других шаманов.

Шатыя под охраной Сенюша и Айдаша отправили в милицию. С ними поехал Анытпас.

Борлай вернулся домой.

С гор спускался в долину тихий ветерок - предвестник снегопада. Задумчиво шумел лес. Хорошая пора для охоты на куранов! Давно Борлай не был в лесу, не выслеживал зверя. Давно не ел сырой, теплой почки лесного красавца. Вечером он взял ружье, встал на лыжи и пошел к горе, где всегда зимовали кураны.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

На другой день после того, как были сожжены шаманские бубны, Анытпас пришел в избушку Борлая, долго сидел молча, а потом смущенно упомянул о колхозе.