Великое кочевье

- Что? В колхоз? - переспросил Борлай, сдвинув брови. - Нет, поживи единолично, а мы посмотрим на тебя, каким ты стал человеком.

Узнав, что Яманай работает в детских яслях, Анытпас пошел туда. У него не было жилья, и он надеялся, что жена подскажет, в чьем аиле можно им перезимовать и где ранней весной построить свою избушку. Он уже решил, что на следующий же день начнет заготовлять лес для постройки жилища и жена будет обрадована этим.

С крыльца спрыгнула невысокая женщина в черном пальто нараспашку. Кроличий воротник ее издали Анытпасу показался запорошенным снегом. Голова женщины не была покрыта, и черные стриженые волосы взметнулись, как грива коня. Зеленая гребенка упала в снег. Женщина подняла гребенку и побежала к конторе колхоза. Анытпас узнал в ней свою жену. Он поспешил на тропинку и остановился в трех шагах от нее, широко раскинув руки. Лицо его заливала радостная улыбка. Он хотел схватить жену в объятия и крепко прижать к себе, но Яманай, увидев его, вздрогнула, на секунду остановилась, а потом метнулась с тропинки в сторону. Черные дуги бровей Яманай стали еще круче, а взгляд таким холодным, что руки Анытпаса опустились, но он все же нашел в себе достаточно силы, чтобы угрожающе прикрикнуть:

- Куда побежала? Мужа не узнаешь?

- Как не узнать такого молодца! - Яманай даже не оглянулась на него. Жену зря ты себе здесь ищешь.

Анытпас схватил ее за рукав пальто.

- Шутишь? - спросил, сурово насупив брови.

Яманай зло сверкнула глазами:

- Отпусти рукав!

- Надо поговорить, где аил будем ставить, - примиряющим тоном сказал он.

- Об этом со мной нечего разговаривать: я тебе не жена. - Ребром ладони она ударила по его руке, прикрикнув: - Отпусти! Не лезь ко мне.

- Как не жена? - спросил Анытпас, сжимая кулаки.

- Не жена тебе - и все. Мы с тобой в сельсовете не расписывались. Понятно? И не смей гоняться за мной! - дрожащим голосом крикнула Яманай. Ты с первого дня был мне противен. Силой втолкнули меня, девчонку, в твой постылый аил. А теперь я уже не такая дурочка и жить с тобой не буду. Не приставай! - отчеканила она и не торопясь пошла дальше.

Это было тяжким ударом для Анытпаса. Но он все-таки продолжал ждать возвращения жены. Из остатков старых аилов, уступленных ему колхозниками, собрал себе жилье. Комитет взаимопомощи дал ему хорошего, молодого коня, и он занялся новым для него делом - извозом. В те годы на Чуйском тракте автомобилей было еще мало и большую часть грузов перевозили на лошадях. В Бийске Анытпас вместе с ямщиками-колхозниками наваливал на сани тюки с кирпичами зеленого чая и вез их в глубь Алтая, а оттуда возвращался с тюками шерсти или с овчинами и кожами. В каждую поездку ямщики заезжали домой и давали коням передохнуть денек. Анытпас радовался этим дням: надеялся хоть издали взглянуть на Яманай.

Однажды он попытался поговорить еще раз с нею, но ответ был для него горьким.

"Река огромные камни уносит, горы моет, - думал он, стараясь утешить себя. - Время очистит память. Все на Алтае забудут о моем позоре. Тогда она сама придет ко мне. У меня будет красивая и любимая жена. Придет".

2

У Макриды Ивановны с Борлаем установились простые, дружеские отношения. Часто она вспоминала осенний вечер, бурную реку, жаркие костры на берегу... Там Борлай говорил: "Человек что захочет, все может сделать". И это очень подходит к нему, упрямому, настойчивому и непоседливому. Прислушиваясь к каждому слову своих русских друзей, он здесь все изменил и поставил жизнь по-новому. Сердце у него доброе, заботливое. Жениться мужику надо, но у него дети, о них думает: будет ли им хорошо?

Ей хотелось поскорее успокоить и обнадежить Борлая: "Будет. Будет хорошо... Есть такое женское сердце, для которого дети станут дорогими, как родные, кровные".

Но долго не находилось повода для столь откровенного разговора. Оставшись с Борлаем наедине, Макрида Ивановна смущенно опускала глаза и не решалась говорить о том, что волновало ее. Кто знает, может, у него иное намерение? Может, он ищет себе в жены алтайку? Единственный человек, кому можно доверить сокровенные думы, - старшая сестра.

Однажды вечером, проходя с мешком муки на плече, Макрида увидела в освещенное окно, что Маланья Ивановна дома одна, и зашла к ней; села на лавку отдышаться - не столько от усталости, сколько от волнения.

- Знаешь, Малаша, - рассказывала она сестре, - сердцем чую, что с ним я счастье найду.

Маланья Ивановна, поджав руки, ворчливо переспросила:

- Да ты, я вижу, всерьез надумала?

- Всерьез, Малаша. Мужик он хороший.

- Ну, а как он, посватал тебя, что ли? Разговор-то у вас был об этом?

Макрида Ивановна вздохнула:

- Нет еще. Я тебе только свои думки открыла. Но я надежду имею.

- Какой он ни расхороший, а все-таки не русский, - принялась отговаривать сестра. - Привычки у него другие.

- Ничего, привычки переменятся.

- А ежели ребята народятся?

- Только радости прибавят!

- Может, узкоглазые, на суртаевскую породу не похожие.

- А ну тебя! - рассердилась Макрида Ивановна. - Твои слова как льдинки: сердце зябнет от них.

Она молча взялась за мешок, лежавший у двери.