Великое кочевье

Макрида Ивановна вдруг повернулась спиной к печке, прижала к груди свои дрожащие сцепленные руки, и глаза ее загорелись.

- За детишками побежал!

И подумала: "У меня теперь свой, законный!"

- Сразу и за ребятишками?

- Сердцу легче, когда в избе маленькие: настоящим жильем пахнет.

- Ну что ж. Хорошо надумали, - сказал Миликей.

Макрида повернулась лицом к печи.

- Ой, батюшки, дрова-то погасли!

- Я испугался: светает, а у председателя огня нет. Не захворал ли? думаю. Он рано вставал. Лампу засветит и читает, читает, гром его расшиби. До седьмого пота читает. Ты его одергивай малость.

- Пусть читает... а я буду слушать...

- Так ведь голова-то не каменная - заболеть может. Я его два раза останавливать принимался, а он мне: "Утром читать, говорит, хорошо - в голове, как в кладовке, все по полочкам разложишь".

Вошел сам хозяин. Сына, одетого в овчинную шубу, нес на руках. За ним Муйна вела Чечек.

Макрида Ивановна, всплеснув руками, кинулась навстречу Борлаю, выхватила у него ребенка и подбросила до потолка.

- Вот какой ты у меня вырастешь! Высокий да умный!

На лету поймала испугавшегося Анчи и прижала к груди.

- Не бойся, пташечка маленькая!

Сняла с ребенка шубку и посадила его на шесток.

- Погрейся тут. Мы с тобой умоемся. Рубашку новую сошьем.

Она схватила Чечек и, целуя в щечки, усадила ее на табуретку против печи. Девочка заплакала.

- Не надо, деточка, кукситься, я тебе буду мамой, - уговаривала Макрида, сняла с нее шапку и погладила голову. - Мы гребеночку тебе купим, хорошенькую... Куклу сошьем!

Охлупнев пожал Борлаю руку:

- С женушкой тебя да со ласковой! Скоро свадебку играть, песни петь? Он повернулся к Макриде Ивановне: - Запомни, я буду посаженным отцом...

- Ладно. Только пособи мой дом сюда перевезти.

- А эту избу кому?

Борлай и Макрида Ивановна ответили вместе:

- Чаных будет жить здесь.

5

Вечером у скотного двора появился Бабинас Содонов. Борлай пригласил его:

- Заходи, полюбуйся на скот! - и повернулся к Людмиле Владимировне, которая рассказывала членам правления, как сделать во дворе вытяжные трубы.

Бабинас вошел во двор.

- Погляжу, как скот в тепле живет, - сказал он. - Старухи говорили, что коровы начнут кашлять.

- Глупостей много болтали. Пугали народ. "Алтайцам в избах жить нельзя - умрут". - Сенюш посмотрел Бабинасу в глаза: - Ты помнишь это?

- А зачем худое вспоминать? Вспоминать надо хорошее. А больше думать о том, что сегодня делается.

- В этом ты прав.

- Вот я и приехал поговорить, - оживился Содонов. - Ты, партийный человек, погляди, что делается в урочищах. От коровьего стона небо дрожит. Режут. Меня спрашивают: "Ты с коммунистами или с нами?"

- Кто спрашивает?

- Да многие... богатые. Пробуют распоряжаться: "Если с нами, то коров режь". А у меня рука не поднимается зря скотину губить. Зашел я сейчас к вам, - продолжал Содонов, - сердце радуется! Коров-то сколько!

- Хо! - не удержался Борлай. - А сколько у нас будет через три года! Тысячи!

Содонов гладил коров, заглядывал в кормушки.

Так они прошли половину двора.

Людмила Владимировна остановилась возле пестрой комолой коровы и, положив руку на ее спину, объявила:

- Это корова старая, давно приучена к подсосному доению. Сейчас ее будем доить по-новому, без теленка.

Борлай подошел к Бабинасу:

- Видишь, как мы живем? Хорошо?

Содонов посмотрел на Людмилу Владимировну, пытавшуюся подоить корову.

Корова лягалась, зло вращала круглыми глазами и тревожно мычала, словно теленка звала, но теленок не появлялся, и сосцы ее напоминали пустые мешочки.

- Вон, посмотри: сколько ученая баба вымя ни трясет, а корова молока ей не даст, теленка просит, - так привыкла. У старого человека тоже много старых привычек, - сказал Бабинас.

Людмила Владимировна взглянула на Миликея Никандровича, и он тотчас же поставил перед коровой ведро теплого пойла. Комолуха на секунду уткнула голову в пойло, потом облизала губы. Понравилось. Стала пить быстро и жадно.

Женщина погладила вымя и потянула за сосок. От сильной струи зазвенело дно жестяного ведра.

- Смотри, доит! - воскликнул Сенюш, подтолкнув Бабинаса.

- Мы с Миликеем Никандровичем в три дня ее приучили, - сообщила Людмила Владимировна.

Из ближних избушек прибежали алтайки, смотрели на дойку и хлопали руками:

- Ишь как раздобрила корову!

- Умная женщина! Не зря ее учили.

Подоив Комолуху, Людмила Владимировна пошла записывать удои. Она просила доярок молоко от каждой коровы выливать отдельно в молокомер.

Борлай с Бабинасом вышли со скотного двора. Над долиной плыла луна в радужном ореоле. Дым над избами подымался столбами.

- Морозы начинаются, - заметил Токушев.

- У кого избушки, тем хорошо, - отозвался Содонов.

- Строй себе избушку, - посоветовал Борлай.

Содонов понял это как приглашение вернуться в колхоз и, повеселев, сказал:

- Сначала аил перевезу. - И, не откладывая дела, спросил: - Где аилы ставят те... которые сейчас к вам приходят?

- Новые колхозники? Они сначала заявления пишут. Тебе хорошо: сын колхозник, грамотный - напишет.

6