Великое кочевье

- Сеок... Нет никаких сеоков. И все люди - как медведи...

Забывала рубить дрова, кипятить чай, варить мясо, присланное Сапогом.

Муж не раз тихонько подкрадывался к ней, схватывал за плечи, встряхивал и шутливо орал что-нибудь, но она не улыбалась, а тяжело вставала и отвертывалась к стене. Тогда он топал ногой и кричал громко:

- Куда потянулась? Чай где? Мясо где? Огонь потух!

Она покорно протягивала трясущуюся руку к полочкам, брала деревянные чашки, мясо, кожаный мешок о талканом и все это бросала на мужскую половину аила.

Частенько Анытпас, озлобившись, ударял кулаком по спине жены, но она не стонала.

Он садился против Яманай, стараясь заглянуть в ее печальные глаза:

- У тебя язык к зубам прикипел, что ли?

Яманай кидала на него усталый взгляд, поспешно опускала распухшие веки и отворачивалась.

Ночью Анытпас пытался обнять ее неподвижное тело. Она брезгливо отвертывалась от него, пластом падала с кровати на землю и так оставалась у очага до самого утра.

Однажды она вышла рубить дрова возле жилья и, потеряв силы, сунулась лицом в снег. Анытпас уволок ее в аил, уложил на кровать и, оседлав коня, отправился к Шатыю.

Он встретил знаменитого кама возле реки. Старик, сопровождаемый прислужниками, спешил куда-то на камлание. Слушая путаный рассказ перепугавшегося Анытпаса, шаман косо посматривал на него и поплевывал между лошадиных ушей.

- Камлать к тебе второй раз не поеду, пока не выполнишь волю богов, сказал холодно, высокомерно и, хлестнув коня плетью, помчался вверх по долине.

Старики-прислужники, перебивая друг друга, сообщали пастуху:

- Вчера кам снова летал в подземную страну.

- Грозный Эрлик рассердился, выслушать его не хотел. "Если, говорит, Анытпас не отправит ко мне того, кого он должен отправить, то я возьму с земли Яманай. А за ней, говорит, и мужа ее".

Анытпас тупым взглядом смотрел вслед всесильному каму.

Вечером к нему зашел Сапог. Анытпас вскочил и, приветливо улыбнувшись, подумал: "Большой Человек ни к кому в гости не ходит, только в мой аил: любит меня и заботится обо мне".

Зарычал на жену, неподвижно сидевшую у полупотухшего костра:

- Само солнце в наш аил спустилось, а ты, подлая баба, сидишь... Дров добавь, чай вскипяти!

Яманай сонно отвернулась от мужа и, словно не замечая гостя, тихо сказала:

- Все люди - как медведи... Нет никаких сеоков.

Сапог снисходительно махнул на нее рукой:

- С больных спрос мал.

Пастух смиренно раскинул на земле косулью шкуру.

Хозяин важно опустился на подстилку, закурил и, после того как обменялся с пастухом трубками, начал:

- Хорошему человеку всегда счастье летит навстречу. Прошлой ночью я видел сон, будто твоя старая винтовка не метко бьет. Почему ты раньше не сказал мне об этом? Постеснялся? Зря. Я тебе давно бы принес хорошую. Через плечо сказал кому-то за дверью: - Давай!

Ссутулившись, в аил вошел Ногон, старичок-прислужник с трясущейся челюстью. Положив перед хозяином ружье с набором рожков и кожаных мешочков, он быстро удалился, придержав дверь, чтобы не стукнула.

- Вот, дарю тебе. Эта винтовка не простая. Сильный кам Болтой поселил в нее духа смерти. Мой отец подарил эту винтовку твоему отцу за то, что тот был заботливым пастухом и послушным человеком. Твой отец убил из нее сорок шесть медведей, семнадцать маралов и трех лосей. А перед смертью подарил ее мне. Запомни это. Ты будешь теперь с первого выстрела зверей насмерть валить... Вот тебе припас - порох, пули... Я о тебе забочусь, - продолжал Сапог, - люблю тебя сильнее, чем родного сына Чаптыгана. Я тебе за хорошую работу, может быть, целый табун отдам. Но ты, смотри, никому не говори, что я винтовку твоего отца тебе подарил, а то другим пастухам завидно будет.

Пастух почтительно проводил хозяина за дверь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Тихое утро, с чисто вымытым небом и пламенеющими вершинами гор, застало Борлая недалеко от старой стоянки. Пегуха, бежавшая впереди, покосилась на заброшенный аил и укоротила шаг.

- Рано нам с тобой кочевать сюда, рано, милая, - заговорил он.

Борлай представил себе тот день, когда все алтайцы, которых баи когда-то оттеснили в каменные ущелья, птицами низринутся в широкую Каракольскую долину. Люди восторжествуют, потому что их много. Они поймут слова нового и великого племени, будут дружны и сильны.

"Это придет скоро: вожаки народа не ошибаются, - думал он. - Все идет так, как они говорят. Слово их крепче камня и дороже золота. Многие не верили, что нам дадут жеребца, я говорил, что получу. И вот получил, товарищ Копосов помог. Бесплатно государство дало".

Хотя под ним был не вороной, о каком мечтал, а гнедой четырехлетний жеребец, но Борлай был доволен: хороший конь! Крепкие ноги, длинная шея!

Пугаясь незнакомых лесных шорохов, Гнедко четыре раза сбрасывал седока, а сам за все шестьдесят километров не уронил ни одной капли пота. Выносливый!