Великое кочевье

Возле кровати приземистый человек дико орал, то быстро приседая, то высоко подпрыгивая и размахивая руками, - стало быть, дрался с кем-то сильным и ловким.

"На сером гусе кам полетел к Эрлику, - подумал больной. - У гуся лошадиные уши, в ушах золотые серьги, а в хвосте стрела. Летит он быстрее молнии. Вот сейчас откроются золотые ворота горы Уженю и Шатый улетит под землю".

Ездишь ты на темно-мухортом коне.

Спишь на постели из черных бобров...

"Это он восхваляет Эрлика. Сейчас начнет упрашивать".

Шаман крутился волчком, ухал, словно пугал кого-то. Потом он остановился возле кровати и прерывающимся голосом сообщил:

- У Эрлика сдох лучший конь. Бог взамен этого коня сначала облюбовал того, кто увел народ в долину Голубых Ветров, но потом ты больше приглянулся ему. Не знаю, упрошу ли. Шибко тяжело. Наверно, возьмет тебя сердитый Эрлик и сделает конем.

Больной в отчаянии открыл глаза. Ему показалось, что старые лиственницы склонились над аилом и шепчут сотнями голосов: "Эрлик съест. Эрлик съест..."

Он силился уверить себя, что это в кедраче ветер шелестит лохматыми вершинами деревьев.

Опять полился знакомый голос, утешая:

- Шибко сердитый Эрлик сегодня: так стучал лошадиными копытами, что железный аил его дрожал. Черный остров два раза в Черное озеро погружался... Гнев Эрлика сыпался на меня потоками искр. Ты, наверно, в это время слышал грозу? От ресниц моих не осталось ни одного волоска. Из опаленных глаз моих лились густые, словно кровь, слезы.

Вздохнув облегченно, кам слизнул пену с губ.

- Еле умолил. Согласился Эрлик взять не тебя, а отступника от старины, изменника сеоку Мундус, того, кто увел народ в долину Голубых Ветров, того поганого человека, который носит шубу с волчьим воротником и рысью шапку с малиновой кистью.

Больной слегка приподнялся. Он понял, что кам говорит о Борлае Токушеве.

Шатый согнул руки так, что казалось - держал невидимое ружье:

- Пук - и только. Не будет изменника.

Наклонился к больному, обнадеживающе посмотрел в глаза:

- Никогда не будешь хворать.

Анытпас впервые почувствовал с особенной остротой, как ему хочется жить. Теперь у него и аил свой, и жена есть, еще немного - и свои кони будут. Большой Человек такой добрый, такой заботливый! Сам кам Шатый говорит, что видел на небе зародыши скота, который будет принадлежать ему, Анытпасу Чичанову.

- Не хочу умирать... Сделаю все.

Старики-прислужники подбежали к шаману, неся ему тажуур с водкой и большие куски горячей конины.

5

Дикий ветер гнал по земле клубы жесткого, старого снега, смешивал со свежим и, высоко подбрасывая, крутил белые вихри. Ветер пошатывал Ярманку, закрывавшего лицо рукавом шубы и пробиравшегося к богатой усадьбе.

"Если Анытпас дома, то спит на кровати. А Яманай добавляет дров в костер, кипятит чай. Ей, наверно, нравится пить чай одной, когда спит нелюбимый, постылый".

Ярманка не мог даже мысленно произнести слово "муж". Он приподнял руку, чтобы посмотреть вперед, но ветер бросил ему в глаза целые пригоршни снега.

"Раздурилась непогода!.. А утро было такое тихое... Но буран мне поможет! - думал он. - Никто нас не увидит, не услышит. Собаки попрятались".

Он ясно представил себе, как откроет двери чужого аила. Яманай увидит знакомое лицо и сразу же бросится навстречу. От неожиданной радости по щекам ее потекут слезы.

Ярманка стукнулся лбом о что-то шершавое, откинул руку. Перед ним знакомая старая лиственница. Слева - берег реки.

"А-а, теперь знаю, куда я пришел! Немножко вправо и вперед".

Он согнулся, закрыл лицо ладонью и пошел против ветра.

Смеркалось. Снег казался серым.

"Я помогу ей научиться читать книги. Учиться вместе будем. Заведующий говорил, что мало женщин в школе. На одну прибавится... У нее родится ребенок. Мальчик или девочка? Все равно. С моими глазами и бровями, с ее щеками и носом".

Вот и аилы. Кажется, аил Анытпаса крайний? Что это? Не видно искр, не пахнет дымом. С восточной стороны - сугроб.

Ярманка начал ногами отгребать снег, чтобы открыть дверь. "По холодному очагу, по вещам узнаю, что с ней случилось".

Аил был пуст. В нем остался только железный треножник, когда-то поддерживавший казан над костром, и Ярманка подумал, что Яманай с мужем живут теперь в усадьбе. Наверно, беда загнала их туда. А может, сила. Или хозяйская хитрость заманила в капкан.

Он выбежал из аила и направился к усадьбе Сапога.

6

Ночью глухо стонали горы.

Яманай металась по освещенной комнате, то закрывала глаза, то затыкала уши. Ей казалось, что за дверями злобно выла голодная волчья стая, а по закрытым ставням кто-то с огромной силой бил камнями. Звери разъяренно царапали пол, зубами рвали щепы от дверей. Сейчас они ворвутся сюда, а у нее нет ничего, кроме тупого ножа.

Она вздрагивала и крепко сжимала руками челюсти, чтобы не стучали зубы.

Иногда она бросалась к больному, вытянувшемуся на железной кровати, хотела спросить, зачем их перевели в чужой теплый дом, где не мудрено задохнуться, но Анытпас лежал без движения, закрыв глаза, и только на груди его тихонько приподымалась шуба.