Великое кочевье

В коридоре он увидел пастуха - его вели в камеру - и набросился на него:

- Что ты наделал, дурак? Сам себя решил. Разве можно из-за ревности людей стрелять, да еще таких активистов, как Байрым Токушев!

4

В угловой палате с высоким потолком и двумя окнами лежал Байрым. Лицо его вытянулось, щеки ввалились. Дышал тяжело. Иногда на жестком лице его появлялась легкая улыбка благодарности за все заботы о нем. Он медленно вел взгляд по беленым стенам, по потолку; ему даже казалось, что это не потолок, а чистое зимнее небо. Трогал байковое одеяло, шуршащую простыню, что была белее пушистого снега.

На соседней койке лежал русский, коногон. У него раздавило ногу молотилкой. Они посматривали друг на друга, выражая глазами сочувствие.

Байрым долго припоминал русские слова и наконец заговорил:

- Я спит, однако?

- Нет. Почему так подумал? - спросил сосед улыбаясь.

- Такой дом не видел... Я не был такой дом, - сказал Байрым и снова обвел палату удивленным взглядом.

Сиделка, просунув голову в дверь, сообщила:

- К тебе, алтай, отец приехал.

Байрым недоуменно повел глазами, не успел сказать, что Токуш слишком стар и не может один в зимнее время перевалить через хребет, как на пороге появился шустрый старик в белом халате, с узкими лисьими глазами, сивой бородой, с льстивой улыбкой на губах.

Он широким шагом двинулся к больному.

- Сильно болезнь мучит тебя, добрый человек? У меня сердце болит о своих людях, вот приехал навестить тебя. У какого зверя могла подняться рука на такого умного человека, как ты, младший брат мой?

Байрым замахал рукой и отвернулся, брезгливо зажмурившись.

Дежурная сестра напомнила, что ему нельзя двигаться.

- К перевыборам выздоравливай. Я пришлю тебе много баранины, масла, меду, - растягивая слова, продолжал Сапог. - Молока пришлю.

Байрым неожиданно сел. В Сапога полетели одеяло, подушка.

- Подавись, собака! Подавись! Пусть семьдесят семь громов упадут на тебя! Пусть клыки твои выкрошатся!

Дежурная сестра вытолкала Сапога в коридор и бросилась укладывать больного.

В ту ночь Байрым лежал с повышенной температурой, что-то бормотал и часто скрипел зубами.

5

Из больницы Сапог проехал в аймачный исполком. Занятия уже кончились. Но он застал там председателя, Чета Техтиекова, молодого алтайца с черной копной волос над широким лбом.

- Я по важному делу, - начал Тыдыков и слегка поклонился. - Прошу выслушать.

Техтиеков был новым в аймаке человеком, Сапога в лицо не знал и, любезно предложив ему стул, приготовился выслушать его просьбу.

Учтя это доброе предзнаменование, Тыдыков сел к столу, закинул ногу на ногу и заговорил таким тоном, что казалось, пришел предостеречь от большой ошибки:

- Слышал я, что скоро новые Советы будем выбирать?

- Да, приближаются перевыборы.

- А кого в наш, в Каракольский Совет посадите председателем?

- Кого народ выберет, - сказал Техтиеков и насторожился. - Много у нас хороших людей, партийцев и беспартийных, батраков, бедняков, середняков.

- Ты мне скажи как алтаец алтайцу.

- Да я и сам не знаю.

- А весь народ будет выбирать?

- Все. Кроме лишенных права голоса.

- Вот это мне не понятно. Зачем людей голоса лишать, когда они Советскую власть любят? Могут помочь...

- Таких баев и кулаков на свете нет, которые бы любили диктатуру пролетариата.

- Я про себя говорю. Царскую власть я ненавидел. Советская власть для меня родная, хорошая: народ грамоте учит, больницы открывает. Я тоже встал на новый путь, организовал коневодческое товарищество.

Техтиеков, теряя терпение, спросил фамилию. Сапог назвался.

- А-а, вон кто! Слышал, слышал. И по документам знаю. - Техтиеков встал и сказал четко, строго: - Лишен голоса правильно - как бай, как эксплуататор. И разговаривать больше не о чем.

- А как мне голос вернуть?

- Никак.

- Я жаловаться буду. В Новосибирск поеду, в Москву.

- Жалобы на лишение голоса надо подавать в сельскую избирательную комиссию.

- Там сидит парнишка - Аргачи. У меня в пастухах жил, табуны пасти не умел, а теперь его народом управлять посадили.

- Вот ему и подавай. Он тебя хорошо знает, - отрывисто бросил Техтиеков, давая понять, что разговор окончен.

6

Одна лампа лениво мигала на столе, вторая - под потолком, обвитая мягкими шарфами дыма.

Навстречу Копосову, только что перешагнувшему порог, поднялся председатель аймачного комитета взаимопомощи, тонкий человек с вытянутым лицом.

- Я вас сегодня искал: надо было спросить об одном деле.

- Искал? Я целый день был в айкоме, - ответил Копосов. - Ну, что у тебя? Давай.

- Дело такое: комитету взаимопомощи тридцать баранов пожертвовали, так я думал, принимать или не принимать, - приглушенно сообщил председатель, будто боялся, что его услышат.

- Кто мог пожертвовать?

- Сапог. Самых лучших.

- Возвратить. Немедленно возвратить. - Голос секретаря стал необычно строгим. - Нельзя, товарищ, быть таким близоруким. Бай - хитрый, он хочет на этом создать себе политический капиталец, вернуть былой авторитет.

...По пути к дому Сапог решил еще раз заехать в сельсовет. Ногона он отправил домой, чтобы все видели, что бывший зайсан, как простой человек, ездит один, без прислужников.