Великое [не]русское путешествие

Как в сайнс-фикшн[277], бесшумно распахнулась дверь, в проеме, не глядя на меня, стоял тот — с нунчаками. Нунчаки чакали. Он не смотрел на меня — смотрел в пол.

— Проблемы? — ненапряженно сказал он (видимо, воспринимая энергию «чи» и внутренне разминаясь). — Проблемы?

— Никаких проблем. Не хочет платить.

— Заплатит, — безадресно сказал Вадик. — Будем платить, друган? Надо платить, друган…

На меня он не смотрел.

— Господин… (Силач?!! Вышибала?!! Товарищ Бандит?!! Людоед?!!) хороший, да я ж что, против?.. Я отдам. У меня с собой не вся сумма…

Удивленный моей покладистостью, хороший господин первый раз поднял глаза и увидел меня. Сначала с фронта, потом он посмотрел в затылок. У него округло обнаружилось наличие глаз. Он подошел ближе. Из потерявшей тонус руки богатыря выпали нунчаки. Со все разгорающимся, освещающим лицо, вероятно, восхищением он обошел кресло. По часовой. Потом посмотрел сверху. Потом — против часовой. После чего рэкетир долго оценивающе смотрел на авторшу моей модельной фирменной стрижки. С уважением и некоторым подобострастием. Потом взглянул на мешок в кресле, украшенный моим фуляром. Лицо его озарила неплохая улыбка.

— Но все равно платить надо, друган, — сказал он добродушно. — Сколько у тебя капусты?

— Сто тысяч, — быстро соврал я.

Вадик поглядел на Цирцею. Та кукольно отвернулась к стене.

— Сто тонн хватит, — решил Вадик. — Свободен. Иди, друган.

И я пошел на свободу.

Глава пятая Гиацинт

— Хорошо-то как, — сказал я, идя на свободу и лучезарно (избегая зеркал) улыбаясь.

Избегая зеркал, лучезарно улыбаясь, я подергал ручку на железной, величиной с Вадика двери.

Дверь не поддалась.

Дверь, может, конечно, и поддалась, но не открылась: пример — «Золотой ключик».

Улыбаясь, я оглянулся.

— Друган, — произнес Вадик, подбирая с полу нунчаки, — а платить, друган?..

— Ах да, — я засуетился, — ах да, прошу прощения, конечно-конечно…

Ключ от тараканьего домика — раз, ключ от иерусалимской мансарды — штаим[278], часы карманные с боем — сри. Очень здорово.

Второй карман: паспорт гражданина мединат Исраэль — раз, средство от неожиданного отцовства — три, фляжка с коньяком «Ха-Наси» (если придется дезинфицировать ранку глубиной 450 мл) — шалош. Асимон. Замечательно.

Внутренний карман: «портсигар серебряный, тяжелый, белого металла» старинной работы прошлого века от моей старинной поклонницы — раз, опять средства от спаривания (что я это, действительно? в мои-то года…), два мундштука, чтоб фотографироваться в раздражающих читателей позах… Не годится.

Я почувствовал, что… Впрочем, понятно… что я почувствовал, занявшись исследованием четвертого кармана: маникюрный набор, замаскированный под нож-наваху с выкидывающимся лезвием, пистолет-зажигалка с обоймой (содержимое карманов я выкладывал на стеклянный столик салона мужской красоты «Цирцея», унять не столько дрожь в верхних, сколь в нижних оконечностях своих, не в силах — я сел в посыпанное волосами моими кресло), фотография пирушки в Русском центре — это тогда, когда уже мой друган (семь лет строгого режима) с другим моим друганом-журналистом (четырнадцать лет «крытки») мерялись татуировками — любимая фотография. Все, что у меня есть дорогого в условиях отсутствия семьи. Еще одна фотография: «Танцующая Аглая». Я прикрыл фотку ладонью, это не для нервных. Так. Клево.

Пятый и восьмой карманы — не помогли.

Я поднял взор на Вадика: не злой ведь все-таки человек…

Вадик стоял ровно у стены; очень медленно, очень неестественно, как четки перебирал Вадик нунчаки, он явно, Вадик, искал точку опоры.

Цирцея, полагая, что я этого не вижу, давила на какую-то пупочку, от которой шел кабель толщиной в руку. Электричество, изнемогая, замерцало в темпе сирены.

— Вы знаете? Я забыл деньги дома! (от волнения я заговорил боевым голосом моего знакомого театроведа, победившего в конкурсе татуировок), может, это вам подойдет? — Я протянул зажигалку. — Ценная вещь. Боезапаса хватает на неделю…

Вадик бросил нунчаки и положил могучие руки за голову.

В помещение вошли. Я развернулся в кресле, продолжая жест протягивания предмета дулом вперед.

— Ну-ну, — спокойно сказал, глядя и не узнавая меня, главный вошедший, — нервы поберегем… Поберегем нервы-то, свои и чужие.

Двигалась троица вошедших подчеркнуто неспешно и не далеко — ровно на дистанцию пять прыжков. Шли они по стенке, как на барельефах в Фивах, ступнями вдоль.

— Проблема? — спросил старшой у Вадика.

— Деньги, — с явным облегчением клацнул Вадик.

Руки из-за головы он вынул и пытался на них не концентрироваться. Просто руки. Руки и все.

— Сколько он хочет? — спросил старшой.

И! тут!! я!!! его!!!! узнал!!!!! (А вот здесь: одно из двух! Или продолжать описывать с точностью необычайной происходящее в салоне красоты «Цирцея», или — рассказать о старшом. Пожалуй, все-таки — описывать).

— Сколько он хочет? Он — из каких?..

— Из израильских, — вмешался я. — Иерусалимский.

— Хурцилава? — спросил человек из эскорта. — Или «рябовские»?..

— Отзынь! — отрубил старшой. — Замри.

И впервые зыркнул на меня (отчетливо не узнавая).