Великой тайной светится Любовь

Дева манила, ветром обвита,
Казалось, Тайна тянула во тьму,
И сквозь звезды как вечное сито
Сеяла с нею жажду мою…

Взрывалось пространство безумной свободой

И лес раскрывался душистой смолой,
Трава распускала косы по водам
И дева меня обмывала слезой…

И губы сладко дрожа лепестками

Насквозь проницали душу мою,
Мечты под луною неслись облаками
И оплетали лучами звезду…

Чуть-чуть и я в ней оказался ребенком,

И Бога увидев, в Тайну вошел,
И в Тайне молчал, очарованный тонко
Девой, в которой светился мой пол…

LXXXIII

Подсознанье умаляет чувство дружбы,
Глаза модифицируют весь мир,
Дух обладанья нам опорой служит,
Протирая благочестие до дыр…

Предназначенье страстью тут же метит,

Судьба определяет жизни круг,
Обман везде разбрасывает сети,
Превращая чувства в бездну мук…

Сознательно страдая от безверья

И полагая этим выделить себя,
Пою псалмы опустошенным зверем
Тебе, моя несчастная Земля…

Ты тоже движима одной тоской без смысла, —

Объединяя все, рождая без конца,
Ты в утешенье воздвигаешь числа
В незримых формулах идеи от Творца…

Но почему я ощущаю всюду стену,

Через которою пройти к Нему нельзя,
И почему уберегают нас мгновенья,
Ослепляющие нежностью глаза…

И лишь вопрос стоит: Куда, откуда

Мы так усердно протекаем в Бесконечность,
Едва опомнившись от сладостного блуда,
Вдруг ощущаем себя в лоне, где спит Вечность…

Пусть жизнь всегда больна своим страданьем,

Но припадая в тьме к распятию Христа,
Я заполняюсь вмиг земным очарованьем,
Чтоб жизнь начать вновь с чистого листа…

LXXXIV

Волшебной жаждой исподволь искрится
Любовь безумно страстных лон,
И Цикенбаум весь в раскрывшейся девице,
Один в другого тут же воплощен,
Иль только жаждет в образ воплотиться,
Повернут к звездам вечный небосклон…
Я возле них порхаю грустной птицей,
Мне страшно, что мне снится только сон…
Мой сон пройдет, растает Цикенбаум,
Девица вслед за ним вмиг пропадет,
И я не в лонах, – в рытвинах и ямах,
Ищу любивший здесь отчаянный народ…

LXXXV