Великолепная четверка

— Что? Опять?.. Молчать! Сопляк ты! — атаман ткнул пальцем в Славкина. — Где хлеб? Вошь, а не казак! Почему не выполнил приказ? Сейчас каждого второго — к стенке! — Бурнаш схватился за бок, где должен висеть маузер, но оружия при себе не оказалось. — Гринька — маузер!

Данька бодро забежал в сени и остановился прислушиваясь.

— Я тебя спрашиваю!

— Не виноваты, мы, батька, — пробормотал Славкин. — Как есть — не виноваты. Нету в той Медянке хлеба.

— А разведка что, врет?

— Разведка не врет, атаман, но только когда мы приехали, амбары пустыми стояли.

— Как же вы ехали, что они хлеб у вас перед носом спрятали? В трактире усы мочили, бисово отродье?

— Никак нет, затемно выехали, — вскинул голову Славкин, — вот те крест, атаман! На зорьке уже к околице подъехали, а хлеба уже нема.

— Да то обратно красные Мстители предупредили, — встрял в разговор Пасюк. — А нас глянь, батька, вилами встречают! — казак указал на раненого хорунжего.

— Мстители? Опять Мстители! — Бурнаш забегал перед строем казаков, снова вскипая яростью. — Видели их? Воевали? Они вас вилами испужали?

— Да то баба сумасшедшая была, — усмехнулся Пасюк, — бешенной собакой кусанная!

— Баба?! Сами, как бабы стали! Гриня — маузер!

Данька, решив, что дальше тянуть не стоит, принес оружие.

— Только вы, батька-атаман, не стреляйте казаков, — попросил хлопец, подавая маузер.

— Все жалеешь, Гриня? Пороть их надо, да рук не хватает, — сказал Бурнаш, чуть успокоившись. — Запрягай экипаж! Вторая сотня — на конь! Ты, Григорий, со мной поедешь.

— Господин атаман, кони пали, — сказал хорунжий. — Я потому полусотню и взял, что…

— Проклятье! Почему не доложили?

— Думали — оклемаются…

— Дурак ты, хорунжий! — в сердцах сказал Бурнаш. — Ровно в салочки играешь.

— Вот, на конюшне нашли, — Пасюк подал атаману бумагу.

«Мстители», — прочитал Гнат и побагровел.

— Собрать здоровых коней! Вторая сотня — на конь! А ты, хорунжий, лечись, с тебя спрос впереди будет.

Данька принес атаману пиджак, они сели в подан ный экипаж: автомобиль-ландо, запряженный четверкой цугом. Металлические части авто и сбруи сверкали на солнце, а сидения были укрыты дорогим турецким ковром.

— Вперед! — скомандовал Бурнаш, одновременно давя на автомобильный клаксон.

Всадники, чьи ряды пополнились новыми товарищами, быстро двинулись в обратный путь. С одной стороны их ободрило присутствие самого атамана, с другой — они старались скрыть перед ним страх, внушаемый таинственными Мстителями. Последнее время бурнаши постоянно натыкались на ловушки и неприятности, приготовленные этими неуловимыми врагами. Не исключено, что в станице их ждет новый сюрприз, и от этого делается как-то зябко даже под палящим солнцем…

Всю дорогу Бурнаш проповедовал что-то об идей ном анархизме, а Данька мучительно размышлял: догадались ли ребята, что бандиты могут вернуться в станицу? До сих пор повторных налетов атаман не устраивал, но, видно, его терпение лопнуло. Теперь он не оставит без внимания ни малейшей вылазки Мстителей. Значит, следует быть еще внимательней.

Сотня настороженно вступала в притихшее село. Даже ребятишек не было видно на улицах. Бурнаши озирались, опасаясь засады. Данька старался разглядеть хоть кого-то из друзей, но тщетно. Атаман сигналом клаксона остановил свое войско на деревенской площади.

— Слушай мою команду: всю станицу согнать сюда! Тех, кто вилами махал, особливо ту бабу — взять под арест и приволочь на площадь. Пускай другие знают, как не слухать батьку Бурнаша. Все амбары спалить, а помощничкам «мстителей» всяких — и хаты заодно. Кто драться будет — стреляй не глядя, я так велю! Ясно?

Бандиты рассыпались по станице собирать народ. Загорелись амбары, заголосили бабы…

Данька прошелся вокруг площади, но никакого знака Мстителей не услышал, никто не прокукарекал. Значит, ушли друзья в лес на базу.

Вокруг машины собралась порядочная толпа селян: старики, бабы да ребятишки. Цепь казаков огораживала их — чтоб не разбежались. Отдельно, при карауле, стояли шесть человек арестованных — уже в кровоподтеках и царапинах, видимых сквозь разорванную одежду.

— Братья станичники! — громко сказал Бурнаш, встав в автомобиле. — Да, — братья! Потому что верю вам и прощаю все! Не могли вы, станичники, сами додуматься батьке Бурнашу мешать в справедливом бою с красными собаками! То злые люди подбили вас на нехорошее дело! Правильно?.. — толпа промолчала. — Вот стоят шестеро — они тоже братья мои и сестры. Только еще сильнее обманутые красными «мстителями». Этого я простить не могу… Если каждая баба на казаков с вилами бросаться станет — куда это годится?

— Ничего, мужья наши вернутся — они вам не вилами пригрозят! — крикнула одна из арестованных женщин.

— Тебя как зовут? — спросил атаман.

— Анисья.