Великолепная изоляция

Следующий крупный шаг вперед в радикальной перемене курса был связан с началом непосредственного сотрудничества между южноамериканскими и североамериканскими палеонтологами: это товарищеское содружество, в котором участвуют многие ученые обоих континентов, продолжается и по сей день. В 1890-х годах Уильям Бэрримен Скотт (William Berryman Scott ), уже тогда ставший ведущим исследователем североамериканских ископаемых млекопитающих (он родился в 1858 г.), заинтересовался находками братьев Амегино. Заручившись финансовой поддержкой одного богатого жителя Нью-Йорка, он добился того, что Принстонский университет, в котором Скотт провел практически всю свою долгую жизнь, послал экспедицию для сбора ископаемых остатков в Патагонии. Экспедиция под руководством Джона Белла Хэтчера (John Bell Hatcher) — способного североамериканского сборщика ископаемых остатков — работала в полевые сезоны 1896 — 1899 гг. Богатые коллекции, собранные экспедицией, были описаны, изображены и обсуждены в серии прекрасно изданных работ, выходивших с 1905 по 1932 г.; ископаемые млекопитающие в этой серии были описаны Скоттом и его коллегой по Пристону Уильямом Джоном Синклером (William John Sinclair).

Сам Скотт не был в Патагонии и вообще не собирал ископаемую фауну в Южной Америке, но в 1900 г. он посетил Ла-Плату и Буэнос-Айрес, где изучал и фотографировал многие ископаемые остатки из коллекции братьев Амегино. Он сумел также завоевать и сохранить дружбу Флорентине, о котором много лет спустя писал в своей автобиографии:

«Единственным средством общения с [Флорентине] Амегино был плохой французский, на котором он говорил очень бегло, но произносил слова так, как если бы они были испанскими. Постепенно, однако, мы достигли основ взаимопонимания и свободно общались. Каждый день в половине пятого или в пять он обычно появлялся с подносом для приготовления чая [конечно, это был так называемый «парагвайский чай», yerba mate*, а вовсе не чай]. Я не мог позволить себе разочаровать его, признавшись, сколь велико мое отвращение к этому напитку, и невозмутимо поглощал две большие чашки. Во время чаепития мы обсуждали проблемы палеонтологии, миролюбиво пререкаясь, поскольку не могли прийти к согласию ни по одному вопросу; и все же мы никогда не выходили из себя, и все наша споры всегда оставались в строго объективной плоскости... Я ехал в Ла-Плату с сильным предубеждением [против Флорентине Амегино], но после недолгого знакомства это предубеждение полностью развеялось. Я не просто испытывал к нему уважение за его героическую преданность науке, но и стал ценить его работу, чего раньше не было» (Scott, 1939, с. 251).

Через год после визита Скотта Амегино назвал одно из своих любимых ископаемых млекопитающих Guilielmoscottia.

Большая часть ископаемых остатков млекопитающих, собранных Хэтчером и его сотрудниками, принадлежала к фауне, которую сейчас называют сантакрусской. В 1904 г. (опубликовано в 1905 г.) Скотт говорил о них на VI Международном зоологическом конгрессе следующее: «При взгляде на серию характерных сантакрусских млекопитающих нас сразу поражает своеобразие этого сообщества: ни один род этих млекопитающих не встречается нигде в северном полушарии, и, что еще более удивительно, эта фауна отличается от северных фаун не только на уровне семейств и родов, но и на уровне отрядов».

Эти слова, произнесенные другом Амегино, прозвучали похоронным звоном по его теории аргентинского происхождения многочисленных групп млекопитающих во всех остальных частях земного шара. В немногие оставшиеся ему годы жизни Амегино не отказался от своей теории: другие же палеонтологи пришли к выводу, что необычная, уникальная природа многих южноамериканских млекопитающих делает их, равно как и посвященные им исследования Амегино, еще более ценными и интересными.

Хэтчер и его сотрудники собрали также большую коллекцию беспозвоночных, главным образом раковин, из морских отложений, залегающих ниже сантакрусских слоев, из которых происходили ископаемые млекопитающие. Эта морская фауна нанесла второй сокрушительный удар по системе взглядов Амегино, так как послужила решающим доказательством того, что раньше только подозревали, а именно что возраст, который Амегино приписывал своей фауне, в действительности был сильно удревнен. Немецкий палеонтолог Арнольд Эдвард Ортман (Arnold Edward Ortmann), в ту пору временно работавший в Принстоне, изучив этих морских ископаемых, установил, что они, по всей вероятности, относятся к раннему миоцену и, во всяком случае, жили на десятки миллионов лет позднее эоцена — возраста, который приписывал им Амегино. А поскольку сантакрусские млекопитающие жили позднее, чем эти морские животные, они также никак не могли относиться к эоцену.