Великолепная семёрка

Как попал — я уже сообразил. Не иначе эта стерва нанюхалась сильно больше нормы и исполнила свою традиционную угрозу, о которой все ее многочисленные любовники давно знали, но не верили: удушить парня в постели. Ну, видимо моя неприкаянная душа и покинула бренное тело досрочно. А то, что попала не в рай — то уж как получилось. Больше на эту тему я решил не заморачиваться — все равно исходных данных для уточнения нет.

Но вот куда она попала — уточнить следовало.

— Эй, мужик, а какой нынче год?

— Ну это, неплохой. Снегу ить много, пашеничка взрастет. И репа уродиться должна.

— А где мы?

— На дороге, в вёску идем.

— А как город-то называется ближайший?

— А какой ближайший-то?

— Ну, где боярин живет.

— Тула.

— Ну, слава Богу! А царя-то как звать, ты знаешь?

— Да кто ж не знает-то!

— Ну как?

— Что — как?

— Как царя-то зовут?

— Кто зовет?

— Ну ты.

— Царь.

— А имя у него есть?

— Конечно есть, как не быть. Царь же, не басурманин какой!

— Ну и какое у него имя?

— Иван у него имя!

— А какой Иван? Много царей с таким именем было.

— Как — много? Он один царь.

— Ну а раньше цари были, тоже Иванами звали — или нет?

— Раньше — царей не было. Вот уж точно, совсем разума ты лишился! Ну ничё, в вёску приедем, ума тебе вложат!

Интересно, как это — раньше царей не было. А кто был?

— А раньше кто был?

— Князья были!

— А сейчас что, князей нет?

— И сейчас есть. А теперь и царь есть! Что ты такой балбатливый? Памаучи, не мешай ехать! — и мужик замолчал, больше на мои вопросы не реагируя.

Ладно, допустим. Раньше царей не было, а теперь появился. Кто у нас первый царь? Если мне склероз не изменяет, Иван IV, он же — Грозный. Появился он вот-вот, поскольку я как бы от появления царя и впал в бессознательное состояние. А это получается у нас 1546 год. Сейчас, по погоде судя, ранняя весна если не конец зимы, как раз до Тулы новость о венчании Ивана на царство  поспеть должна. Так что будем считать, что со временем определились. И с местом понятно. А вот делать-то что?

Вёска была большая, о семи дворах. Через неделю я выяснил и свой статус в деревне. Оказалось, что меня отдали в услужение боярину родители прошлой осенью, но вот к весне возвращать меня стало некому: осиротел после набега татар. Поэтому отправили меня не по месту прежнего жительства, а в первую же деревню, откуда возчик с продуктами заехал на боярский двор. Да и двор тот был не в Туле, а просто еще в одном селе, боярину принадлежавшем. В деревню же меня направили по принципу «вдруг кому и сгодится», в смысле не сгодится — так и хрен с ним, не жалко.

Крестьяне были тут довольно многодетными и лишний десятилетний пацан (возраст я угадал) крестьянам был никому не нужен. Но деревенский кузнец, бобыль, меня к себе на работу взял. Работы было много — и тяжелой. Зато хоть кормил он меня — хотя и очень скупо. Ничего, работы я не боюсь — вот сколько глоток перегрыз в свое время! Фигурально, конечно — но все равно трудно было! Так что трудности меня не пугали.

Основная работа состояла в выплавке железа из болотной руды. Как я понял, эта самая руда — нарастающие на корнях растений куски ржавчины и прочей дряни, у кузнеца в сарае ее (вместе с корнями) лежала большая куча. Впрочем, он мне показал и яму на поляне у края болота, где этой ржавчины можно было накопать сколько угодно — было бы желание. Однако копал я не руду, а глину. Из глины лепил во дворе кузницы печи-домницы, высотой около метра. Когда печь просыхала — для чего в ней постоянно горел небольшой костерчик — она наполнялась углем, нажженным из огромного количества дров, переслоенным болотной рудой, и я возводил над домницей глиняную же трубу метра два высотой, которая уже сохла сама по себе где-то с неделю.

Уголь жечь было тоже моей обязанностью, кузнец сам лишь печь заряжал.

Когда домница полностью просыхала, кузнец ее торжественно (с молитвами и песнями) разжигал и отправлялся спать: таинство обычно свершалось до полудня. Примерно часа через четыре домница прогорала, и я ее разламывал небольшим ломиком. После чего кузнец доставал из развалин кусок железа с полпуда весом и уносил его в кузницу ковать. До сумерек он это железо ковал, я же все это время качал меха. И в результате получался кусов кованного железа весом килограмм в пять-шесть. На следующее утро я убирал обломки старой домницы и приступал к строительству новой. Всего же во дворе постоянно в разной стадии готовности стояли семь-восемь домниц, и в неделю мы добывали килограмм десять-двенадцать железа. В принципе — неплохо. Плохо то, что боярин забирал полтора пуда железа в месяц себе.

Целых два месяца забирал. Но в середине мая (я все-таки и с месяцами уже разобрался)  приехали боярские служивые людишки и кузнеца забрали с собой: в Туле у боярина старый кузнец помер вроде. Кузнец, в свою очередь, забрал с собой весь немудреный инструмент, включая наковальню и меха, и я остался в деревне один в пустом доме кузнеца. Который теперь стал моим домом.