Великолепная Софи

— Мы собирались это делать? Ты говорила мне? Я Должно быть прослушал. Знаешь, меня сейчас очень тревожит Лепанто. Бесполезно отрицать тот факт, что изображение битвы на сцене всегда неудачно, а как его тогда избежать? Я большую часть ночи мерил шагами комнату и ничуть не приблизился к решению проблемы.

— Должна сказать, Огэстес, мы вряд ли поженимся в этом году, — сказала Сесилия.

— О да, вряд ли! — согласился он. — Не думаю, что мне придет мысль о свадьбе, пока я не допишу пьесу.

— Да, и мы должны помнить, что Чарльз настаивает на том, чтобы ты нашел место, прежде чем будет объявлено о помолвке.

— Ну, тогда все решено, — сказал мистер Фонхоуп. — Вопрос в том, насколько можно использовать методы греческих драматургов, чтобы преодолеть затруднение.

— Огэстес! — с отчаянием сказала Сесилия. — Неужели пьеса тебе дороже, чем я?

Он удивленно посмотрел на нее, поняв, что она говорит серьезно, и тут же взял ее руку в свои, поцеловал ее и, улыбнувшись, произнес:

— Как это нелепо, мой прекрасный ангел! Разве что-нибудь или кто-нибудь могут быть мне дороже, чем моя святая Сесилия? Я пишу пьесу ради тебя. Как тебе нравится мысль о хоре в греческом стиле?

Лорд Чарльбери, узнав, что его соперник продолжает бывать на Беркли-Сквер, даже не прикрываясь расспросами о здоровье Амабель, встревожился и потребовал объяснений у своей наставницы. В это время он вез ее в своем экипаже в Мертон, и когда она откровенно рассказала ему, что произошло, он уставился на дорогу и некоторое время молчал. Наконец, с заметным усилием он сказал:

— Понимаю, когда я смогу увидеть объявление?

— Никогда, — ответила Софи. — Мой дорогой Чарльбери, не надо падать духом! Уверяю вас, нет никакой необходимости. Бедная Сесилия давно поняла, что ошиблась в своих чувствах!

Он быстро повернулся к ней.

— Неужели это правда? Софи, не шутите со мной! Признаюсь, я думал… я надеялся… Тогда я вновь попытаю счастья, пока не поздно!

— Чарльбери, для разумного человека вы говорите глупейшие вещи! — заметила Софи. — И какой же по-вашему будет ответ в данных обстоятельствах?

— Но если она больше не любит Фонхоупа… если она возможно, сожалеет о своем отказе мне?..

— Конечно, сожалеет, но ведь это так очевидно, если немного подумать. Прошу вас! Если бы вы поменялись местами — вы — обедневший поэт, Огэстес — богатый человек, может быть, тогда она восприняла бы вас. Но ведь это не так. С одной стороны — ее поэт, за которого она поклялась выйти наперекор всей семье… Вы должны признать, что он чрезвычайно предан ей!

— Он!.. Я бы очень удивился, если бы у него в голове была хоть одна мысль помимо его глупых стишков!

— Это верно, но вы едва ли думаете, что моя кузина разделяет это мнение! Он влюбился в нее и не обращает внимания ни на какую другую женщину с тех пор, как я приехала в Англию, а вы понимаете, в глазах света это — невиданная преданность! Вы, мой бедный Чарльбери, находитесь под гнетом своего положения и богатства! Какой бессердечной покажется Сесилия, если бросит своего поэта ради вас! Можете мне поверить, сознание этого давит на нее! Она очень чувствительна. Она никогда без достаточных оснований не решится причинить боль тому, в чью искреннюю любовь верит. Единственный выход — дать ей достаточно основания так поступать.

Чарльбери хорошо знал Софи, чтобы почувствовать сильное беспокойство.

— Ради Бога, Софи что вы собираетесь делать?

— Ну как же, заставить ее понять, что жалеть надо вас, естественно!

Беспокойство сменилось дурным предчувствием.

— О Боже! Как?

Она задумалась.

— Думаю, вам лучше этого не знать, Чарльбери!

— Софи, послушай меня!

— Не буду, зачем? Ничего, относящегося к делу, вы не скажете, и, кроме того, мы уже приехали, нет времени затевать дискуссию! Прошу вас, продолжайте верить мне!

Экипаж уже катился по подъездной аллее маркизы.

— Не могу и никогда не мог! — резко ответил он.

Маркиза была одна и, к их удивлению, полностью проснувшаяся. Она нежно, хоть и с некоторой скованностью, приветствовала Софи и вскоре призналась, что всего два дня, как она приехала из Брайтона, куда ездила на две недели.

— Из Брайтона! — воскликнула Софи. — Санчия, ты мне ничего не говорила! Почему ты так внезапно отправилась туда?

— Но, Софи, как я могла что-нибудь сказать тебе, если ты заперлась в комнате больной и не навещала меня? — жалобно произнесла маркиза. — Постоянно сидеть на одном месте — глупость!

— Да, да, но ведь ты хотела уединиться до возвращения сэра Гораса. У тебя, наверное, есть от него известие…

— Нет, уверяю тебя! Ни слова!

— О! — сказала Софи, слегка смутившись. — Ну, его поездка была успешна, и, полагаю, он теперь в любой момент может вернуться. Ведь маловероятно, что в это время года им будет препятствовать погода. А герцог Йоркский приезжал к брату?

Маркиза широко раскрыла глаза.

— Но, Софи, я-то откуда знаю? Эти принцы королевской крови так похожи — толстые и — как это? — рассеянные. Я их совсем не различаю.

Софи пришлось довольствоваться этим. На обратном пути ее спутник с любопытством спросил: