то все узнают, какой на самом деле из тебя благодетель общества.
Глава 11. Хижина
Узенькая тропка исчезала в глубине чащи. Вековые деревья упирались
верхушками в небо, солнечные лучи пробивались с трудом, оборванные и
побледневшие. Слева предупреждающе ухнул филин, суетливо просеменил
горностай. В глаза лезла листва, тонкие веточки царапали по щекам. Муравит то и
дело недовольно мотал желто-зеленой головой – смахивал налипшую паутину, слизывал длинным тонким языком-змейкой назойливых гусениц и жучков.
Темнота оборвалась внезапно. Путники вышли на залитый солнцем пустырь.
Животные и растения чуждались этого места. Всю поверхность кулиги устилали
белые, гладкие каменья.
– Прямо лысина Тиннейри, – горько усмехнулся Марх.
В центре пустыря скромно, пытаясь спрятаться, слиться с землей, ютилась
ветхая избенка. Бревна покосились, в соломенной крыше прорехи с кулак, от
крыльца осталась пара гнилых досок.
– Вот, здесь.
Тангир не подавал виду, что ему боязно – но ладони купца вспотели, голос
предательски подрагивал. Двое спешились, внимательно осматривали местность.
– Раньше здесь поле было, а теперь вот лес разросся. И это всего за двадцать
лет…
Авенир щурился. Солнце катилось к окоему, после лесных сумерек уходящие
лучи резали глаза. Когда очередное облако освобождало огненный шар, перед
взглядом на миг возникали красные всполохи. Юноша размышлял, что-то
неразборчиво бормоча. «Лес – это точно, вырос из-за колдуна. После смерти вся их
сила в землю уходит и та обращается в болото, иль в чащу».
– Надо в ските порыскать. Там книги остались, вещи.
– Место заклятое, не выйдем же.
Тарсянин наморщил лоб, скулы напряглись. Не нравилось ему связываться с
магией, а тут еще этот одержимый голос подает – будто и не пленник, а так, за
компанию.
– Можешь идти, Тангир. Свое дело сделал.
Купец развернул мула и торопливо исчез в трущобе. Спустя минуту тишину
разорвал пронзительный крик.
Юноша с укоризной глянул на Марха:
– Зачем отпустил? Простому смертному гремучую плеть в обратную сторону
не пересечь.
– Конечно, ты же хотел посмотреть, как у него здесь сердце от страха
разорвется? Или, того хуже, днище прорвет? Как колдун отнесется к тому, что его
белый мрамор загадили?
Мужчины вошли в покосившуюся холупку. Некоторое время стояли, мерно
вдыхая пыльный пахнущий углем воздух.
– Не стесняйтесь, гости дорогие. Нечасто ко мне люди забредают. Как-то
больше олени да горностайчики.
Раздался хлопок, в воздухе проявилась сияющая голова. Лысая макушка, борода длинная, нечесаная, строгие глаза, на крупном кривоватом носу
преспокойно улеглись внушительные окуляры. Призрачный дед улыбнулся:
– Да вы садитесь, осматривайтесь, а я пока чаю разолью.
Внутренности преобразились и грязные трухлявые развалины стали
просторными светлыми палатями. Путники нежились на кожаной софе, посреди
зала переливался цветами радуги игривый фонтан. Стены вытесаны из белого
мрамора и прекрастно обточенные колонны подпирают потолок, уходя ввысь на
четыре человеческих роста. Справа винтовая лестница вела, видимо, в башенку для
покоев. На столе возник легкий дымок – рассеявшись, обнажил пару фарфоровых
чашек. От каждой вилась тоненькая струйка, веяло хвоей и медом. Напротив софы
засветился силуэт человека. Авениру голос показался странно знакомым:
– Я колдун древнейшего рода, из племени Лиартового древа, хотя… какое
племя, это тогда были лишь кланы. Зовите меня Фитрич. Марх, ты ли это? Я твою
мать помню еще девочкой, кареглазая оторва была, в веснушках вся… Ой, а как
бывало, подбежит ко мне – дядько, дай медовый пряник. Гляжу, возмужал совсем.
Давненько тебя в селении не было. Ой, что это я, забрешился. Какое селение.
Витрбаш городом же стал. Ай-яй-яй…
Тарсянин слыхивал всякое, но подобного заявления не ожидал. Глаза заметно
округлились:
– Дед Фитрич, так ты взаправду колдун?
Старик улыбнулся:
– Нет, булки на углу пеку. Деткам на потеху.
– Как…
Колдун погрустнел, принялся гладить бородищу:
– Не все так легко в нашем мире. Подчас знания и умения оказываются никому
не нужным мусором. Время меняется, казалось бы, незаметно. И вдруг ты уже как
лапоть с прорехами, а вокруг все в сапогах из кожи бычьей вышагивают. Мед
невыгодно стало добывать еще в молодости, мороки много – собери, вывези. О
пчелах заботиться тяжко. Ну и стал я подучиваться. То тут, то там. На сходки
ведовские собирался. Я ж на отшибе живу, вот ко мне и захаживали ведьмаки, чародеи и остальные, коих честной люд чурается. А как я гостей принимаю, ты
знаешь – все секреты раскрывают. К тому ж у меня этот, дар чародейский
открылся…
Марх знал. Фитрич в свое время был зажиточным, деды его состояния копили, в еде да питие себе отказывали – но странников принимали, как царей, в роду у них
это. Мальчонку кормил до отвала – и медку и барашка не жалел. Еще и с собой даст
сотовый ломоть, да печенки в придачу.
– Зачем плеть гремучую поставил? Людей же губишь.
Авенир смотрел на призрачный образ пристально, опасаясь, что ненароком
обладатель знакомого голоса исчезнет. Фитрич по-видимому, никуда не собирался.