Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Царь сорвался с дуба, обнажив меч. Медведь злобно взглянул на приближающегося и, рыкнув, бросился на ненавистного человека. Блеснуло лезвие – клинок рассек шкуру на лапе. Тут же просвистело копье – острие со страшной силой ударило в бок, пробив легкое. Андор мгновенно запрыгнул на загривок и погрузил меч до рукояти в основание черепа. Зверь обмяк.

– Смело, юный охотник. – Ксо протянул лист виттина, – и глупо. Зверей много, а ты – один. Стоит ли рисковать?

– Но он мог исчезнуть и уже не попался бы в такую ловушку! – жарко воскликнул Андор.

– Попался бы на другую, – тон охотника был настолько спокоен, будто каждый день ловил воплотившихся духов. – Но что бы случилось, если бы он тебя придавил? Или одна из колючек оцарапала тебе руку? Или яд бы не подействовал, и демон утащил тебя в свой мир?

Андора передернуло. Смерти он не боялся, но вот нечисти…

– Запомни, юный охотник. Жизнь превыше всего. Превыше чести, славы, денег, мести. В природе действует лишь один закон – закон выживания. А потому не лезь в пещеру смерти. Лучше достань из дупла ворона и отправь за подмогой. Незачем нам тащить тушу.

В замке воцарилась скорбь. В коридорах стоял гул от воплей плакальщиц. Лавьен сидел на полу своих апартаментов молча, закрыв лицо. Парчовые рукава потемнели от слез и сбились клочьями. Несколько дней он не притрагивался к пище, не принимал гостей и просящих, проклиная белый свет и несчастную судьбу. Дверь приоткрылась и в комнату вошел старый Минар, некогда обучавший юного царевича боевому искусству.

– Уходи, – глухо буркнул царь. – Или ты не знаешь, что смерти предан будет всякий, вошедший к царю без приглашения?

– Я достаточно пожил, – почтенно поклонился воин. – Если такова цена моего известия – будь что будет.

Лавьен поднял голову. Красные глаза, увенчанные темными кругами, ввалившиеся щеки – страдание истощило юношу, сделав похожим на голодающего упыря.

Минар усадил царя на кровать:

– Скорбь лица очищает сердце. Что такое боль от раны, по сравнению с сердечной печалью? Боль бывает сладкой, а скорбь – всегда горька.

– Зачем ты говоришь это? Мосвен, моя жена…

– Смиритесь, царь. И примите её дар. Не ставьте клеймо на ребенке – Ваша дочь этого не заслужила.

Лавьен отер глаза, в голосе появились нотки надежды:

– Моя… дочь?

– Ваша, царь. – Минар приподнялся. – Оплакивайте жену, но любите свою наследницу. Пожалейте себя, пожалейте народ. Это Ваша обязанность – управлять государством, несмотря на невзгоды.

– Ах, мой дорогой Минар! Какая же это боль. Меня… Меня словно нет без неё. Жизнь потеряла цвет. Потеряла вкус. Я будто неживой, как призрак, забывший людские забавы.

– Выйдите к народу – и увидите цвет жизни. Поцелуйте дочь – и ощутите вкус. Вспомните Вашего отца – да вовеки живет Царь. Супруга принесла ему четверых, прежде, чем ушла к Высшему. И он нашел силы жить дальше. Если Вы думаете, что ему было легко… Он обрёл утешение и счастье в заботе о Вас, в заботе о народе, в укреплении страны. Посвятив себя служению царству, Царь обрёл высший смысл жизни – жизнь во имя других.

– Но я…

Минар обнял Лавьена, приложил руки к щекам и посмотрел прямо в глаза:

– Не прошу Вас забыть о жене. Но прошу – предавайтесь скорби, когда исполнен долг перед людьми. Посвятите себя другим. Не навсегда – на год, на два, на пять. Оплачьте супругу, успокойте дух и, возможно, сможете увидеть другую. Но до этого времени не бросайте нас, царь!

Лавьен отстранился, в голосе появилась твердая решительность:

– Я сделаю, как ты просишь, Минар. Воистину, мудрость твоя велика, а преданность – и того выше. Я посещу дочь и выйду к народу. Дай мне день отдыха и распорядись, чтобы принесли обед и новые одежды. Царь не должен забывать о своем долге перед государством!

Острие топора засело в плече. Демон-клеврет взвыл от боли и схватил израненного агга за горло:

– Сожру!!!

В тот же миг запястье пронзило дротиком – зазубренная сталь разорвала мышцу и кисть безвольно разжалась. Хур, здоровенный четырехрукий агг (хотя рядом с демоном и он выглядел довольно скромно), переборов тошноту и слабость, наугад ударил ножом. Сталь воткнулась в твердую пружинящую плоть, разрезала кожу и проникла внутрь. Из раны хлынула кровь, Хур отчаянно замахал рукой – пальцы обожгло.

Глаза демона погасли. Агг едва успел откатиться от рухнувшей туши. На горизонте засиял край великого шара, лучи осветили усыпанный растерзанными телами холм. Взгорье усыпали застывшие в неестественных позах могучие агги – воины погибали не выпуская из рук оружия. Проломленные шлемы, сломанные мечи и секиры, измятые щиты. Мужчины и женщины (ибо среди аггов все равны) с отрубленными руками, вывернутыми ногами, пронзенные насквозь, разрубленные до половины – но ни один не сдался, не сбежал, не поддался страху.

На вершину выползла Ревка. Зеленоватая с фиолетовыми прожилками кожа обгорела, одна голень перебита, руки в ссадинах, половина лица распухла. Аггша натянула тетиву и спустила дротик в голову поверженного монстра. Хур довольно оскалился: