Минар приготовился. Старый воин был на почетном жаловании. Кроме золотой монеты, ему доставляли ткани, довольствие с царского стола, малую и большую прислугу – повара, ткача, строителей, кузнеца, конюха и менестреля. Живи – не хочу. Конечно, Лавьен стал царём и последний раз Минар видел его пять энамбелов назад – весь в делах. Конечно, Минар не принимает участия в военных советах – так и советов нет, кругом мир, остались лишь гарнизоны для поддержания порядка и на непредвиденный случай. Конечно, друзей почти не осталось – сам дивится, что дожил до преклонных лет. Вояки ведь всегда умирают рано – от железа, от болезни, от вина.
От скуки…
Душу старого воина тревожила лишь одна смерть. Лишь одна не давала покоя, настойчиво требовала внимания, отнимала по капле жизнь, как маленький поросёнок, разрывающий корни вечного дуба. В жизни происходят события, переворачивающие представление о мире, о себе, о других. Они зовутся поворотными – даётся шанс повернуть, изменить привычный ход вещей.
Он нёс службу сотником на границе с Уилендскими топями. Время настало смутное, мертвяки зачастили на поверхность. Редко такое бывает – всё ж под землей да в склепах им удобнее. Гостей отлавливали и, как полагается – святой водицей, да осеняющим знамением Высшего. Ну и кол в сердце, голову с плеч, в рот – чесноку. Для надёжности проходили с местными священниками молитвенным ходом вкруг курганов, высаживали беладонну, иву да закапывали повсюду восьмигранники Гроумита – чтобы удерживали равновесие миров.
Несколько энамбелов его сотня прочесывала поля, леса и болота. Лишь пятеро сгинуло в топях – ну и поделом им, дуракам. Нечего было на трезвую голову в гиблые места соваться.
Прилетел стриг с приказом о пересменке. Оставались последние дни. Воины собирали пожитки, прощались с местными – да так прощались, что не один ребятенок спустя три сезона народился.
В пути случилось им проходить мимо заброшенного поместья. Местные сюда не совались. «Графские развалины», «Три башни», «Чертолом» внушал суеверный страх. На черно-зеленых стенах не приживался лишайник, птицы не вили гнезд, звери обходили это место стороной, а в верхах башен среди бойниц и разбитых камней мелькали тени.
Небо затянуло тучами, громыхнуло, на отряд обрушился холодный дождь вперемешку со снегом, ветер сбивал с ног.
Сотник Минар не разделял опасений селян. В этих местах всегда тихо и ни один умрун за его службу на этом всхолмье не появлялся. Он отдал приказ переждать непогоду внутри. Ворота отворились легко, будто накануне смазанные. Миновав палисадник, колодец и фонтанную аллею, схоронились на конюшне, а оттуда по чёрному ходу добрались и до кухни – в амбарах нашлась чечевица с горохом, вяленина, сыр и вино.
Прилично подкрепившись, сотня устроилась на ночлег. Выставили двух часовых – хоть место и спокойное, но о других гостях лучше узнать до того, как ловкачи срежут кошели и умыкнут пожитки.
Средь ночи Минара поднял охранник, жестом указал на коридор. Из арки выглядывало личико маленькой бириквы. Девочка, с лиловыми глазами, неестественно бледной кожей и пунцовыми губами с интересом наблюдала за спящими солдатами. Она настолько увлеклась, что не заметила, как к ней подошёл второй часовой.
В сотне Минара были буйные. Были пьяницы и развратники. Были убийцы и насильники, бессердечные и закалённые в битвах. Но слабых и неопытных в его сотне не было.
Гаруд схватил бирикву за тонкую шею, прижал к холодным плитам и заломил руки до хруста:
– Чертовка, думала крови налакаться?
Он придавил её коленом и ударил головой в пол:
– Ну что, Минар. Хороший подарок в окончание службы? Ты воевода, тебе и кол вбивать!
Сотник впервые за годы службы терзался сомнениями. Вреда от бириквы никому не было – люди в этом месте не болели, скот не пропадал, посевы не чахли. От девчушки – на человеческий лад ей лет пятнадцать – не ощущается ни толики угрозы. Да и если рассудить – не должны были они здесь разбить лагерь, не должны были её увидеть. Вроде даже как в гостях.
Воевода отдал приказ обыскать развалины. Сам с двумя солдатами – Гарудом и Калитом, пошёл с бириквой во двор. Они вышли в сад. Дождь перестал, на земле месиво из грязи и снега, по колено стелется туман. Минар обернулся к найдёнышу, сердце разрывалось от боли:
– Ты должна умереть.
Солдаты опрокинули бирикву на спину. Сотник приставил кол к груди. Два коротких удара. Один вопль – не зверя, не упыря, а беззащитной девочки, пусть и не человечьего рода.
– Похороните её.
Калит неуверенно потянул:
– А голову. И чеснок надо же…
– Я сказал, похороните её. Это не какая-то обычная упырка – у неё горячая кровь. Не оживёт.