Вельможа

   Даниил устал. Он разделся до длинной холщовой рубахи и забрался под одеяло. Сон не приходил. Даниил думал об одиночестве. Что это такое? Пытался вспомнить какую-нибудь притчу об одиночестве. Ничего не приходило на ум. Может быть, придумать что-то самому.

   Он жил в городе, где было много людей. Днём на площади и улицах он часто проходил через скопления людей. Днём в княжеском дворце и дворе суета. А ночью он был почти всегда один. Ночь давила своей темнотой и тайной. Тяжело одинокому ночью.

   Закрылись глаза. Даниилу представилось, что он совсем зрелый муж. Он стоял у подножия высокой горы. Узкая тропка, извиваясь, уходила ввысь. Даниил пошёл по тропинке. Сначала под ногами была мягкая земля с зелёной травой. Потом начался лес с диковинными деревьями. С разных сторон доносились голоса зверей и птиц. Кончился лес и сбоку Даниила окатило холодным воздухом, ветер трепал его волосы. Склон стал круче. Здесь не было земли: только синие и серые камни. Даниил посмотрел вверх. За серой дымкой похожей на туман не было видно вершины горы. Даниил устал карабкаться вверх и решил отдохнуть. Он прижался к серому шероховатому камню, обняв его. "Зачем я это делаю? Куда я лезу?" – задавал он сам себе вопросы. И будто мужской голос кого-то невидимого ответил ему: "Ты хотел знать, что такое одиночество. Теперь ты знаешь, что это".

   В глаза ударил мягкий слабый свет, когда Даниил их открыл. Что это было? Видение или короткий сон? Кажется, где-то постучали? Даниил прислушался. Точно, стучали в дверь.

   Даниил встал с ложа, снял со стены меч и прошёл к двери.

– Кто? – спросил он.

– Я, – ответил женский голос.

   Даниил открыл дверь. На пороге стояла Цветана.

– Проходи, – сказал Даниил.

   Они прошли ближе к печи.

   Даниил бросил в печь дров. Печи на Руси тогда были каменные, больше похожие на камины с большими каменными дымоходами в богатых домах. У простых людей печи были без дымоходов и труб, их топили по-чёрному.

   На Цветане была лисья шуба, накинутая на белое с красными узорами платье.

– Роман вернулся? – спросил Даниил.

– Нет.

   Даниил положил меч на стол, подошёл к окну. В темноте не было ничего видно.

   Цветана сняла шубу и положила её на лавку у стены.

   Даниил подошёл к ней, обнял её и поцеловал в губы; потом взял за руку и повёл к ложу. Он снял с неё платье через голову и разделся сам. Одежду сложили на крае ложа. Забрались под одеяло. Даниил целовал мягко в губы Цветану; потом чуть отстранился от неё и провёл указательным пальцем по её губам, глядя ей в глаза. Ему показалось, что в её светло-карих оленьих глазах горят и кружатся маленькие огоньки. Даниил откинул одеяло и принялся ласкать грудь Цветаны, при этом поглаживая её бёдра, сжимая крепко их в некоторых местах во внутренней части. От бёдер рука сама собой дотянулась до лона и в него опустились два пальца. Они быстро повлажнели. Даниил раздвинул ноги Цветаны и вошёл в неё. Правая рука уже сжимала прядь русых волос. Цветана также захватила и сжала правой рукой волосы любовника. Даниил двигался плавно, оттягивая конец этой приятной любовной игры. Он целовал глаза, лицо, губы Цветаны. Они целовались в губы, иногда так страстно, что их зубы сталкивались. Даниил успел достать своё орудие любви, прежде чем оно выстрелило на живот и грудь любовницы.

   Они лежали, обнявшись.

– Что теперь будет? – Даниил запустил пальцы в волосы Цветаны.

– Никто ничего не узнает.

– С кем сейчас твой сын?

– Со слугой-женщиной. Она никому ничего не расскажет. Они оба спят. Я сейчас пойду.

– Я хочу проводить тебя.

– Только до твоих ворот.

   Ярослав устроил во дворце вечерний пир со своими любимыми дружинниками. Их было двенадцать вместе со Скалогоромом. Был в числе гостей и Даниил. В печи горели и потрескивали дрова. Посреди стола на подносе дымился жареный поросёнок. Слуги разливали медовуху в высокие глиняные кружки.

– Никита, как твой сын? Выздоровел? – обратился к одному из дружинников Ярослав.

– Слава богу. Идёт на поправку. Моя жена ждёт ещё одного, четвёртого, – ответил Никита.

– Ты совсем не даёшь передыху своей жене, постоянно заставляешь её рожать, заметил дружинник по имени Глеб. – Ты боишься, что она тебе будет неверна?

– Не боюсь, но пусть у неё будет поменьше соблазнов.

– Я не хочу много детей. Мне двоих хватает, – сказал дружинник по имени Богдан. – Моя жена вряд ли мне изменит. Она меня боится, как огня.

– И что бы ты с ней сделал, если бы она тебе изменила? – спросил Даниил.

– Убил бы; а не убил бы, так покалечил бы.

– Суров ты, брат, – заметил Глеб. – Бабы часто бывают глупы, и все свои греховные дела совершают по глупости своей. Их надо учить уму разуму. Муж – это учитель для свой жены.

– Бабы не столько глупы, сколько корыстны, – сказал Богдан. – Им нужен крепкий укорот. Они поддаются только сильной и жёсткой власти. Вон Влас распустил свою жену и что?

– И что? – спросил Ярослав.

– Ходили слухи, что она ему изменяла с твоим конюхом Дмитрием, – сказал Никита.

– Не надо трогать моих слуг без моего ведома и разрешения, – сказал Ярослав.

– Всё равно ничего не доказано, – сказал Влас.