Не думал, что когда-нибудь это скажу, но чем глубже оказываешься под немецкой землей, тем сильнее давит на разум обитающая здесь иррациональная мистическая сила. Возможно, эта дьявольская мощь, в самом деле, существует. И она никак не зависит от того, веришь ты в нее или нет.
Прочь из казематов и подвалов! Пусть там фрицы сами с ума сходят!
Я осторожно, стараясь не шуметь, двинулся вверх по лестнице.
Один пролет одолел без происшествий. Готическая бойница окна, в которую пролезет разве что кошка, зияла в стене как рана от дьявольских когтей.
Я выглянул наружу. Да, да!!! Бойница оказалась почти на уровне земли, но я видел настоящий, живой мир. А то в этих казематах я не просто медленно схожу с ума, меня начинает преследовать ощущение, что реальности не существует, что не было и не будет ничего, кроме этого замка и фашистов, слоняющихся без дела!
Здесь даже стены давят на мозг, заставляют во всем сомневаться. Мне бы только покинуть эти лабиринты, добраться до своих. А потом пусть бомбардировщики бриттов сровняют здесь все с землей. Ну, если, конечно, прорвутся через воздушные кордоны и мимо крылатых псов Люфтваффе.
Настроение мое значительно поднялось. Что ж, прорвемся!
И я двинулся вверх по ступеням.
Чем выше я поднимался, тем больше нарастало предчувствие беды.
И дело даже не в том, что я ждал засады радостных нацистов в белых кителях или, наоборот, черных, блестящих, как майские жуки, офицеров СС.
Я ощущал, что меня ведут, как бычка на веревочке. Словно Люциферу жизненно необходимо похвастаться перед каким-то там диверсантом своими достижениями. Со мной прямо жаждали поделиться позорной тайной человечества, будто я единственный, кто мог бы оценить дерзость демонической мысли, его интеллект.
Я почти поднялся. Впереди ждали третий и четвертый этажи и, видимо, проход на крышу башни. Мне не терпелось выйти на свежий воздух и посмотреть на небо, раскинувшееся над миром голубым куполом. И в то же время, нарастала паника.
Что там меня ждет? Ну, пара автоматчиков. Возможен пулеметчик. Зато, наверняка, есть выход на крепостную стену. А дальше — дело техники: найти удачное место, отсидеться до вечера и сигануть в ров с мутной водой. Конечно, всплеск привлечет внимание. Но думать об этом сейчас вовсе не хотелось.
Вот уже и предпоследняя ниша бойницы. Дальше — четвертый этаж, а там — выход.
И тут я едва сдавил крик да чуть не высадил в окно всю обойму.
Сам подоконник оказался много шире и глубже предыдущих. В нем вполне могли разместить средневековые латы или даже живого патрульного. Но не оказалось: ни того, ни другого.
Однако, на меня смотрели глаза. Они были как живые. Пусть нарисованные на двух, стоящих рядом, полотнах, но они были такие выразительные, словно за холстом прятались соглядатаи и внимательно наблюдали за моим продвижением.
Несколько секунд с безумно колотящимся сердцем я разглядывал эту странную парочку. Вероятно, английского лорда и красивую женщину.
Удивительно, как это немцы посмели вывесить не портреты фюрера и вождей нации, а иностранцев? Неужели они, и в самом деле, занимаются здесь наукой? Извращенной, жестокой, кровавой, но тем не менее…
Я обратил внимание на годы жизни, выгравированные на табличках под картинами. Зная тягу немцев ко всему необычному, памятуя о пунктуальности и поклонении цифрам, на миг я даже заподозрил, что в этом должна крыться какая-то подсказка.
1791–1871 1815–1852
У мужчины были: четыре единицы, две семерки, восьмерка и девятка, которые могли расшифровываться как две девятки или две восьмерки.
У женщины еще более символичный набор: три единицы, две пятерки, две восьмерки и одна двойка, которая, путем сложения, превращалась в две двойки.
Судя по всему, здесь скрывался какой-то двоичный код. Это было послание, но я не понимал его.
Справа от картин висела историческая справка, видимо, предназначенная для практикантов, рядовых, не обучавшихся в высшей офицерской школе, ну и, само собой, для меня.
Я бы принял эту парочку за поэта-романтика и его экзальтированную музу. На деле оказалось совсем не так. Надпись гласила: