Вероятно, эта шокирующая история только укрепила Берхарда во мнении, что австрийцы не выносят критики в свой адрес, их ксенофобия неизлечима, а провинциализм попросту невыносим, а потому есть только одно адекватное решение: прервать все контакты с этой страной. В физическом смысле это произошло 5 февраля 1989 года, когда умер писатель. Ему было всего 58 лет, но, несмотря на все трудности и недуги, у него хватило сил бороться с родиной до последней своей строчки. В завещании он очень выразительно запретил издавать и ставить на сцене свои произведения в Австрии с момента его смерти и до истечения срока действия авторских прав. Исключение составили лишь четыре пьесы, постановку которых еще при жизни автора осуществил режиссер Клаус Пейманн в Бургтеатре и в Академическом театре. Бернхард расторг договор с зальцбургским издательством «Резиденц» и передал права на публикацию своих произведений франкфуртскому издательству «Зуркамп», а также поручил распоряжаться своим творческим наследием сводному брату Иоганнесу Петеру Фабиану и его преемникам, а также издательскому редактору. Он счел важным еще раз подчеркнуть, что отказывается от всякого сотрудничества с австрийским государством и запрещает ему любое вмешательство и упоминание в отношении себя лично и своих произведений. Дабы исключить любое неверное толкование, он употребил в тексте завещания слова «австрийское государство» вместо «Австрийская Республика» или «Австрия», чем еще раз подчеркнул, что его волеизъявление окончательно и не зависит от официального наименования Австрии.
Так или иначе, но Австрии пришлось считаться с этим завещанием. Разумеется, все это вызвало очередной взрыв эмоций, но так было всегда с любой строчкой, написанной Бернхардом. На протяжении девяти лет воля автора неукоснительно выполнялась.
И только в Академическом театре и Бургтеатре в репертуаре продолжали значиться четыре пьесы Бернхарда — каждая из них настоящий кошмар для австрийского гражданского самосознания и каждая всегда собирала полный зрительный зал. Директором Бургтеатра в то время был немец Клаус Пейманн, друг Бернхарда, разделявший его мнение об Австрии. Он даже позволял себе назначать спектакль «Площадь Героев» в дни национальных австрийских праздников — при том, что Бургтеатр считается национальным театром. Но еще ужаснее было то, что австрийцам приходилось все это время беспомощно наблюдать, что творческие прозрения Бернхарда ускользают от них. В то время, как на родине с ним продолжали лишь спорить, Европа, напротив, приняла этого выдающегося и едкого писателя и восторгалась его мастерством. Здесь с сочувствием говорили о его ужасном детстве, проведенном в Баварии и Зальцбурге, о болезни легких, о лживой атмосфере в послевоенной Австрии и о непреодоленных, иногда открытых, а иногда завуалированных проявлениях фашизма в этой стране, за что он, собственно, и наказал эту страну. Конечно, зарубежные театры и издательства быстро оценили и принялись использовать все преимущества, предоставленные им завещанием Бернхарда, причем не только в немецкоязычном пространстве. Австрийские читатели продолжали читать его книги благодаря усилиям «Зуркампа», а особенно ярые театральные поклонники ездили на спектакли в близлежащие немецкие города.