Отношения были почти заморожены, когда Берлин поддержал наконец санкции ЕС, которые до того находились в подвешенном состоянии, в результате чего в подвешенном состоянии в австрийском правительстве оказались уже правые экстремисты во главе с Йоргом Хайдером. Возникла некоторая враждебность: в эти трудные месяцы немецкие министры, которые заседали в соответствии с учрежденным французами алфавитным порядком рядом со своими австрийскими коллегами, старались держаться от них как можно дальше. Но тут проявил себя австрийский федеральный канцлер, потребовав в письме к главе правительства ЕС отменить санкции и послав это же письмо в Берлин на английском.
Когда немцы начинают целенаправленно скупать австрийские фирмы, это вызывает не столько раздражение, сколько настоящую панику, — и все больше австрийских предприятий с давними традициями попадают в немецкие руки. Присутствие других иностранных концернов также неприятно, но настоящее смятение вызывают только немецкие владельцы.
Глава двадцать пятая
Писатели, вызывающие восхищение
Как правило, многие хорошие писатели и писательницы становятся знаменитыми после своей смерти. В Австрии стараются проявлять благодарность своим писателям и вспоминать о них при каждой возможности, поскольку здесь любят соблюдать традиции и праздновать. На каждом шагу встречаются таблички с указанием, кто и когда здесь жил. На нашей улице есть бидермейеровский дом под номером 12 с маленькой табличкой о том, что здесь в 1874 году родился Гуго фон Гофмансталь.
Одной из самых значительных заслуг Гофмансталя явилось учреждение Зальцбургского фестиваля. Он начал разрабатывать его концепцию еще в 1917 году вместе с Рихардом Штраусом и Максом Рейнхардом, и наконец в 1920-м, когда состоялся первый фестиваль, она воплотилась. Уже тогда он открылся представлением притчи «Имярек» — и с тех пор так и повелось. Это настоящий зальцбургский аттракцион (во всяком случае, по мнению австрийцев). Без этого спектакля почти невозможно представить это немецкоязычное пространство с его гостями и столь важными для Зальцбурга снобами из прежних и новоявленных богачей в праздничном шестинедельном шествии культуры. Кажется, что эта средневековая игра-мистерия существовала всегда. Возможно, это потому, что главным действующим лицом, как уже понятно из названия, может оказаться каждый, любой представитель любого слоя общества, даже символизирующий зло Люцифер. Действие может происходить по желанию в любое время, и это дает возможность изображать на сцене все стороны человеческой натуры, ее грехи и добродетели. Главное действующее лицо — богач, тема — его жизнь, а в еще большей степени его смерть и мучительные ожидания, возьмут ли его на небеса.
Эта традиция неоднократно была описана, и можно не напоминать, насколько она покрылась уже пылью веков и как трудно поэтому ее обновить. И если кто-нибудь и решается на такой подвиг (как это случилось несколько лет назад), то все равно получается неудачно: всегда найдутся те, кто еще более решительно захочет сокрушить старый сюжет.
В Вене имя Гофмансталя всегда ассоциируется с представлением притчи «Имярек», что, конечно, не совсем корректно, поскольку он написал множество других пьес и все либретто к операм Рихарда Штрауса. «Женщина без тени» и «Ариадна на Наксосе» чрезвычайно популярны и постоянно находятся в репертуаре венских театров, а также время от времени их играют в Зальцбурге. С другой стороны, Гофмансталь стал для литературы тем, кем был для изобразительного искусства Климт. Вокруг него в XIX веке собрались молодые писатели в кружке «Молодая Вена». Они стремились к тому же, что и их товарищи в изобразительном искусстве: к обновлению, к современности, к модерну. Совершенно определенно они полагали современным погружение в глубины действительности, а созданный в их произведениях мир — реальным. «Человек или исследует анатомию своей собственной духовной жизни, или грезит. Рефлексия или фантазия, отражение в зеркале или видение…» — писал молодой Гофмансталь. А что современно? Слушать, как растет трава, внимать каждому движению души. Инстинктивная полная самоотдача, интуитивное преклонение перед любым проявлением прекрасного. Истерия, неврозы, сны задолго до Фрейда были любимыми темами — и симптомами болезней — образованной элиты. В самом начале «Молодая Вена» возникла как далекое от реализма литературное движение.