Венчание с бесприданницей

– Как – что? – Сергей наконец начал понимать. – Но ты же помнишь… Помнишь, как отец хотел женить его на другой, грозил проклятьем, и…

– Помню. И очень даже храбро себя Берестов повёл. Отцово проклятье – шутка ли? С такими-то вещами не играют! Помню, как он к своей крестьянке писал: «Уедем, будем жить своими трудами, и бог нам в помощь!» Но вот только написать-то легко, а поди так сделай! Какими-такими трудами он жить собирался, что он умел делать-то? Через месяц-другой всё едино к батюшке бы воротился, в ноги упал и женился бы на ком велено. А крестьянке его каково бы стало? Она бы вовсе беглой крепостной оказалась, с ней-то бы что сделали? Господин Пушкин сам барин был, ему такие вещи, верно, забавными казались, а нашей-то сестре…

– Варенька, но… Но ведь тогда совсем были другие времена! – неуверенно сказал Сергей. – Сейчас не то… и я даже вообразить себе не могу, чтобы маменька на ком-то меня насильно женила! И тебя твой батюшка против воли никогда не выдаст, ты же сама говорила! И ты не крепостная! И право, лучше самой бонтонной барышни! Если бы господин Пушкин тебя увидел, он бы сам на тебе женился незамедлительно! И никакая красавица Гончарова тебя бы не затмила!

Варя грустно улыбнулась, протянула Сергею руку – и больше о сочинениях Пушкина они не разговаривали.

…Грибов на опушке оказалось столько, что они едва поместились в Варину шаль, которую хозяйка с усилием завязала узлом.

– Ну вот… Навар-то знатный будет! Ах ты, боже мой! – тут же с досадой всплеснула она руками и, забыв о грибах, кинулась к своему мольберту. – А свет-то почти ушёл! А я же батюшке обещала «Осеннее утро» закончить! Вы извините, Сергей Станиславович, я сейчас, сейчас, едину минуточку…

Сергей не спорил. Передвинув поглубже в тень, под сизые еловые ветви, узел с грибами, он сел на траву и с интересом принялся наблюдать, как под Вариной кистью проявляются полуоблетевшие берёзы и тревожный, тёмный багрянец осин. Иногда он переводил взгляд на лицо девушки, обращённое к нему в профиль, на её полуоткрытые губы, но заговаривать не решался.

– Ну вот, хоть малость успела, – удовлетворённо сказала Варя, когда блёклое солнце поднялось высоко над лесом и туман из низины исчез. – И утро не напрасно прошло… Господи! Сергей Станиславович!!! – Она вдруг всплеснула руками, уронив кисть, и повернулась к Сергею: – Батюшки святы, а что же вы тут-то сидите?! У барышни именины сегодня, к вам весь уезд съехался, а вы тут со мной время тратите?! Господи, сей же час домой поезжайте, вас маменька заругают, и перед гостями неудобно!

– Гостям и без меня есть чем заняться, – усмехнулся Сергей. – Из Москвы прибыли братья маменьки. Сейчас все соседи сидят вокруг них и впитывают новости о политике. Про меня, я уверен, там никто не вспоминает.

– Всё равно негоже так! Гости в дом – хозяин из дому! Вы ступайте, за ради Христа, и мне тоже пора…

– Варенька! – Сергей быстро встал и, подойдя, взял растерявшуюся девушку за обе руки. – Ты забыла – завтра меня уже здесь не будет, я уезжаю в полк.

Ресницы Вари дрогнули, и по тому, как быстро она закусила губу, было видно, что ею ничто не забыто.

– Ну, так что же, Сергей Станиславович… Так же и быть должно. Вам карьер надо делать, военным будете, как папенька… Попрощаемся тогда, и я пойду.

– Варенька, я должен тебе сказать… Пожалуйста, посмотри на меня! – потребовал, повысив голос, Сергей, и Варя, изумлённая этим незнакомым тоном, подняла на него глаза. – Варя, я не хочу, чтобы мы расстались вот так и ты думала про меня, что я какой-нибудь легкомысленный Ловлас…

– Господь с вами, сроду я так не думала!

– Варя, через три года я смогу вступить в права наследства, – твёрдо и спокойно сказал Сергей. – По завещанию папеньки мне должны отойти Бобовины, и тогда… Тогда пойду к твоему батюшке и буду просить у него твоей руки. Даю тебе в том слово князя Тоневицкого.

Варя ничего не сказала – лишь побледнела так, что губы её стали серыми. Некоторое время она молча смотрела в лицо Сергея. А затем крепко зажмурилась.

– Грех вам, Сергей Станиславович… Грех и в голову такое брать… Да разве я смею, разве могу… Да нешто маменька вам позволят этакую глупость сделать?! Разве благословят?!

– Во-первых, маменька уже ничего не сможет позволить мне или не позволить. Во-вторых, я знаю, она одобрит это. А в-третьих, Варенька, я люблю тебя. И ни о ком другом не хочу даже мыслить.

– Богородица пречистая, да что же это… – Варя как подкошенная опустилась на поваленный ствол и спрятала лицо в ладони. Плечи её задрожали. Растерянный Сергей опустился рядом, тщетно стараясь заглянуть в лицо девушки и не решаясь прикоснуться к ней.

– Варенька, отчего же ты плачешь? Разве я чем-то тебя обидел? Прости, коли так, но я, ей-богу, ничего не понимаю…

– И впрямь не понимаете… Ничего не понимаете… – бормотала Варя. – Это я сама, дура, виновата, к чему только и надо было… Говорили же… И батюшка говорил, и тётка Мавра… И прочие, а я…