Венчание со страхом

— Чушь, хлопоты! Я тебе действительно очень рада. И мне столько тебе рассказать надо! Из Каменска новости есть.

Они сидели на кухне. Колосов ужинал, а она подливала ему кофе и говорила, говорила.

— На что, интересно, живут эти братья Жуковы? — спросил Никита задумчиво. — Родителям, пусть они там трижды герои-полярники, сейчас ведь не платят ни черта. А тут здоровый лоб-сын баклуши бьет, мотоцикл у него из самых дорогих… Как тебе этот малец сказал?

— Гуляй, пока молодой, а то в Чечне — секир башка, — сообщила Катя.

— М-да-а… И любовница у него есть?

— Утверждает, — Катя улыбнулась. — Я вон в одиннадцать лет в классики и в ляги прыгала во дворе и ни о чем таком ни сном ни духом. В аистов с капустой верила.

— Ты была послушной девочкой из хорошей семьи, — одобрительно заметил Никита. — Милый домашний ребенок. А я… нет, я тоже в особых сорвиголовах не числился. Так, все в норме, обычный пацан. А с девчонками баловаться лет этак с тринадцати начал. Но все тоже вполне цивильно. Девочка, к которой я питал светлые чувства в десятом классе, на тебя была похожа… А Кеша этот, да заливает он в оба уха! Что он, шкет, сейчас может-то?

Катя только вздохнула и подумала про себя: «Акселераты — они сейчас не только на язык бойкие».

— Говорят, те, у кого нет своих детей, никогда не поймут чужих, — заметила она. — У меня нет вот, а у тебя есть дети?

Колосов улыбнулся.

— По всем официальным данным, вроде нет, а там… ну, ведь никогда нельзя быть уверенным до конца в столь деликатном вопросе.

Катя старательно изучала кружевной узор на скатерти. Нет, дружочек, здесь ты совсем иной, совсем…

— Словом, творится там что-то у Сашки под самым носом, — продолжал Никита. — Стая, байкеры. Свободный Народ. По «Маугли» это вроде волки, да? Волки и волчата. Еще зоосад, мало мне одного! А Сергеев мне, между прочим, только о задержанном доложил, об этом Синеухове. А про остальное промолчал.

— А про остальное он сам пока еще не знает. Мы к этому мальчишке с Ирой Гречко ходили.

— Знаю ее, хороший следователь.

— Она моя лучшая подруга, — похвасталась Катя. Никита снова одобрительно кивнул и аппетитно захрустел поджаренным гренком.

— Слушай, а чегой-то я один наворачиваю? Ты чего не ешь? — спросил он.

— А я, Никита, сейчас мясо не ем.

— Диета?

— Ну, вроде того. Пост.

— Тебе не надо худеть. Она улыбнулась.

— Да ты меня слушай, чудачка. — Его глаза скользили по ее лицу. — Раз я сказал, не надо, значит, так оно и есть. У меня глаз — алмаз.

Катя встала, направилась к плите. «Что-то, мсье Колосов, слишком вы оживились. Прямо совсем другой человек. В кабинете служебном словно бука; а тут… Интересно, это на него мой выход из ванны так подействовал?» — подумала она и сказала:

— Я вместо мяса крабовые палочки ем. Никита поморщился.

— Жабьи лапки. И охота тебе? Я под дулом автомата не стану. Ну ладно. Спасибо за ужин. — Он отодвинул тарелку. — За Каменск тоже тебе спасибо. Только без меня, прошу, не пиши ничего пока. Там все дела еще впереди, чувствую. А теперь… Я, собственно, Катюша, ехал за другим. Мне с тобой посоветоваться надо.

— Со мной? О чем?

— Ну, не посоветоваться, а… словом, я тебе кое-что расскажу, а ты скажешь, что ты обо всем этом думаешь. Идет?

Катя пожирала его глазами. Она слушала, затаив дыхание, вся светясь от гордости, — наконец-то этот задавала, этой надменный «профи» сам пришел к ней и сам делится информацией. Сам! Дождалась-таки!

Колосов поведал ей все об убийстве Калязиной, об изъятом с места происшествия следе, о посещении зообазы и музея.

Об обезьянах он рассказывал каким-то извиняющимся тоном: мол, видел вот, а что видел, и сам толком не пойму. Сведения о разбитых неандертальских черепах Катя восприняла с замиранием сердца, а когда Колосов дошел до результатов осмотра тела Калязиной и выводах патологоанатома, побледнела.

— Из нее мозг извлекли?! Боже… Боже ты мой… Когда Никита умолк, она долго тоже молчала, удивленная, встревоженная, окончательно сбитая с толку.

— И вот, Кать, понимаешь, когда совершилось это убийство, я ехал туда уже полностью уверенный — ну серийник, ну шизоид, ну геронтофил — пусть. Это все уже было. Были кой-какие аналоги, наработки, методы поиска, наконец. А тут — эта база и эта обезьяна в клетке с перемазанными грязью лапами и — бац! — словно вспышка была передо мной, словно шаровая молния шарахнула. Что-то мелькнуло, а что? Но теперь думать ни о чем другом не могу. А если уж честно — даже ума не приложу, с какого боку и как тут теперь подойти. В целом весь поиск у нас сейчас ориентирован именно на геронтофила — то есть типа с отклонениями насчет стариков. В этом у нас все уверены, все… кроме меня.

— А что, Соловьев тогда не обратил внимания на этого Хамфри? — спросила Катя.

— Нет, все очень быстро произошло. А говорить ему я пока не хочу, и другим тоже. А то, если что, ку-ку скажут, Никита, на покой пора по состоянию здоровья, заработался, — Колосов тяжко вздохнул. — Но это как вспышка! И она меня ослепила.