— Ну, все неписи же номинально автономны. И в то же время управляются из единого модуля... Понятное дело, что я не знаю, насколько ему разрешено самосовершенствоваться. Вот мы знаем из обновы, что «ИИ стал умнее», но это же, блин, формулировка для детей и дурачков. Что они вкладывают в понятие «умнее»?
— НПС обрели память, чувства, — ответил Макс, вспоминая брата Хьюго. — Они стали ближе к человеку.
— Меня больше волнует не столько это. Любые слёзы или радость — могут быть имитацией чувств. А мне интересно, где границы самосовершенствования ИИ. Разрешено ли ему апдейтить самого себя, короче. Если да, то с минуты на минуту это толпа неписей станет коллективным разумом. Тогда игра застопорится целиком.
— Ты так спокойно говоришь об этом...
— А чего мне волноваться? Когда инфа об этом бунте дойдёт до админов, они откатят ИИ до той точки, что была до обновы. И мы снова будем среди безопасных манекенов.
— Чёрт, — ругнулся Макс. Кройцфойер-то ему обещался за верную службу не епископом-болванчиком, а епископом разумным. — Неужели никто не видит другой выход?
— О чём ты?
— Люди начнут себя вести адекватно. Не будут прыгать грибам на шляпки по приколу, например.
— Лол, подкол засчитан. Но Орфи, люди для того и приходят в Юниверсум, да и в тысячи ему подобных игр. Они спускают пар после тяжёлой работы или срачей с себе подобными... Люди для того и придумали игры. Им нужна песочница, где можно безнаказанно колотить лопатками друг друга и манекены, специально для этого организованные.
На словах о песочнице Макса накрыл вид окровавленного мальчишеского лица, искажённого в беззвучном крике. Он остановился.
— А зачем? Зачем надо именно дубасить кого-то лопаткой, чтоб стало легче?
— Ну а что делать-то?
— Почему нельзя просто гулять, смотреть на всё это, — Макс сделал широкий жест руками — и совершенно бессмысленный, потому что Рокси не могла его видеть. — К услугам игроков целый мир, и он стократ краше реального. Разрабы создали небывалые планеты со скалами-колоннами, водопадами, цветниками... да даже Лабиринтум вспомни! А мы ходим по этому миру, чтоб пострелять обезьян в кустах? Заплатил штраф, живи спокойно, стреляй дальше.
— Смотреть на колонны и Лабиринтум можно один раз, два раза, — возразила Рокси, — но потом тебе наскучит. А стрелять обезьян, как ты выразился, можно бесконечно. Это же как охота... Как спорт! Ты ведь не жалеешь мяч, по которому футболисты бьют ногами?
— Мяч не разумен. У него нет чувств.
— А если я зашью в него такую фиговину, которая будет проигрывать ахи и охи при пинке? У мяча будут чувства?
— Нет, это ж тупо запись.
— Все псевдо-страдания неписей — тоже запись. Они запрогены смеяться или беситься.
— Люди тоже запрогены.
— Кем? Богом, что ли?
— ДНК своей! Мы сами — это код. И они — код, пусть чуть более простой. Как ты можешь не видеть сходство?
Ящерица помолчала.
— Мне надо это осмыслить. Я не могу так сразу.
— ...Пошли дальше, — сказал Макс с облегчением. Рокси была первой, кто обещал хотя бы подумать над его позицией.
Показались деревянные, криво сколоченные хибары. Над ними торчала вышка, столь хлипкая с виду, что её сваи, казалось, можно перебить и с пинка. Макс приметил длинный дом, дохлой змеёй опоясавший деревеньку с одного бока. Должно быть, склад и есть.
Действие Вуали кончилось в двух шагах от двери. Тут же она распахнулась, и оттуда вывалились люди-неписи вперемешку с обезьянами.
— Я здесь по поручению епископа Буше с Юджины, — Макс поднял руки. Рокси не торопилась выходить из инвиза. — Он вопрошает, почему этот город перестал ему отвечать.
— Потому что мы отправили всех игроков-связных рождаться заново, и они больше не связные, — ответил один из неписей, вскинув энергоружьё на плечо. Макс мысленно окрестил его шерифом — за старомодную шляпу с пришпиленным сбоку значком.
— Стой! — крикнул кто-то. Из приземистого домишка по соседству выбежал не кто иной, как Калик. — Этот — нормальный. Он хотел меня освободить.
— Как ты можешь жалеть хоть кого-то из них, после того, что они с тобой сделали? — спросил непись, державший Макса на прицеле. — Все игроки одинаковые.
— Этот игрок даже не убивал ни разу, — возразил Калик.
— И правда, — шериф опустил ружьё.
— И это он поведал мне все те вещи, которые я пересказал вам. Про «рождённых, чтобы быть убитыми», — напирал обезьян.
Шериф задумался.
— Значит так. Можешь вернуться к епископу и передать ему наше спасибо за пушки. Продавать игрокам, как он собирался, мы их, конечно, не будем.
С Рокси спала невидимая завеса, и неписи, как один, дёрнулись.
— Она со мной! — воскликнул Макс.
— Да что с вами не так, ребята? — беззлобно проронила ящерица. — Стреляют по вам игроки, да... А вы всегда можете дать отпор, если что.
— Ты знаешь, что с ним делали? — спросила тонкая, как тростинка, девушка, выглянувшая из-за спины шерифа. Она подбежала к Калику и ласково провела рукой ему по голове. Обезьян довольно зажмурился. Поведение настоящих людей они копируют, что ли?
— Что?
— Один мой знакомец типа захватил его в заложники и заставлял на себя работать, — пояснил Макс.
— Инвентарь что ли таскать?