Читаем Венедикт Ерофеев: посторонний (без иллюстраций) полностью

Большую часть лета 1977 года Ерофеев провел не в Москве на Флотской улице, а в Абрамцеве, на гостеприимной даче Б. Н. Делоне. «Борис Николаевич его очень полюбил, — вспоминает Елена Энгельгардт. — Когда его внуки Вадим и Миша уехали (они вынужденно эмигрировали в 1975 г.), он не только разрешил, но и сам попросил Веню с женой остаться. И до самой смерти Бориса Николаевича они здесь жили на даче. Даже шли какие-то разговоры о том, что они смогут жить здесь и дальше, если Борис Николаевич выкупит у Академии дачу, которую он арендовал к этому моменту уже около 30 лет»[727]. «В самом начале июля 1977 года мы выпивали вдвоем с Ерофеевым в полях под Абрамцевым, — свидетельствует Валерия Черных, — у него был транзисторный приемник, и мы вместе услышали известие о смерти Набокова. Тогда же он мне поставил автограф на первую страницу нами с подругой Ольгой Савенковой (Азарх) перепечатанного на пишущей машинке экземпляра “Москва — Петушки”: “Лере Черных в память об августовских грозах 1977 года, которых больше не будет. В. Ерофеев”». Нужно сказать, что Набоков числился у Ерофеева среди любимых писателей. По воспоминаниям Владимира Муравьева, про главу о Чернышевском из набоковского «Дара» Ерофеев не без зависти говорил: «Набоков, гадина, меня обскакал!»[728]

Безмятежную картину летнего времяпровождения Ерофеева в Абрамцеве с периодическими вылазками в Москву рисует дневник Венедикта 1977 года: «25/ѴІІ. Путеше- ст<вие> втроем (с дедом) к реке Сумерь, по холмам за белыми, костер... через Артемово-Калистово-Глебово домой.

26/VII. Крошечный ежик на даче и светлая белка. Конец холодов и печей, 26°.

30/VII. После трехдневных москов<ско>-сходненских лежаний-вылазок, снова дача. Опять грибные выходы, но без прежнего энтузиазма. Зацветают огурцы.

31 /VII — 1/VIII. Большой поход: Загорск-Хотьково-Соснино-Святогорово — ночь в Святогорово — путь до Пальчино сквозь Велю, холмы и малинники. Назад к даче.

2/VIII. Малый поход с Нос<овой> К роднику Сумери через грибы, малину и зелен<ый> горошек. Неделю стоит жара и бездождье.

3/VIII. В Москву-у-у! 32°. Назавтра сулят 34°. Тоска по топке печей в серед<ине> июля»[729].

Как это ни странно, вселение в квартиру на Флотской улице и ее обустройство на некоторое время если не захватило Ерофеева полностью, то весьма развлекло его в осеннее и зимнее время. «Живем почти превосходно, мания приобретательства и обживания еще не отошла», — не без самоиронии писал Ерофеев сестре Тамаре 24 января 1978 года[730]. Пристрастился он и к почти ежевечернему сидению перед телевизором. «“Следствие ведут знатоки” и все такое прочее, — вспоминает Марк Гринберг. — Я этого не смотрел, разве что футбол». «Муравьев все удивлялся: Ерофеев Штирлица смотрит! — писала в мемуарах Галина Ерофеева. — А он смотрел и был в восторге, сколько раз ни передавали — раза три, наверное, — каждый раз смотрел. Или “Место встречи изменить нельзя”... Тем более что там Высоцкий. И программу “Время” всегда смотрел»[731]. «На Флотской он устраивался на широкой тахте и смотрел телевизор», — рассказывает Людмила Евдокимова.

Но и в 1978 году с середины мая Ерофеев вновь перебрался в Абрамцево, тем более что там тоже был телевизор. «Дача с 17 мая. Царскосельская жизнь», — с удовольствием отметил он в тогдашней записной книжке[732]. «У нас покуда все более или менее ладно и спокойно, — 8 июня 1978 года писал Ерофеев Тамаре Гущиной. — В Москве я с середины мая почти не появляюсь, разве что за крайней надобностью, т. е. безвылазно в Абрамцеве на даче. Галина через день появляется и исчезает, она хоть связана необходимостью два раза в неделю появляться в Москве. Я, благодарение Богу, ничем не связан. С головой ушел в свои огороды, грядки, навозы, перегнои, дрова, расчистку леса, книги, писанину и десятиверстные прогулки. Веду совершенно здоровый modus vivendi (образ, то есть, жизни) и даже почти без спиртного, за вычетом, конечно, тех дней, когда из Москвы на меня обрушиваются шумливые не в меру компании, на предмет отдохнуть, поцедить вина и поваляться в черемухе <...> Приобретать продолжаем, хотя уже без всякого налета одержимости. Завтра, в пятницу, Галине в Москву должны доставить какой-то изысканный набор: банкетного стола и не менее банкетных стульев, за 170 руб.»[733].

Перейти на страницу:

Похожие книги

След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары
50 знаменитых больных
50 знаменитых больных

Магомет — самый, пожалуй, знаменитый эпилептик в истории человечества. Жанна д'Арк, видения которой уже несколько веков являются частью истории Европы. Джон Мильтон, который, несмотря на слепоту, оставался выдающимся государственным деятелем Англии, а в конце жизни стал классиком английской литературы. Франклин Делано Рузвельт — президент США, прикованный к инвалидной коляске. Хелен Келлер — слепоглухонемая девочка, нашедшая контакт с миром и ставшая одной из самых знаменитых женщин XX столетия. Парализованный Стивен Хокинг — выдающийся теоретик современной науки, который общается с миром при помощи трех пальцев левой руки и не может даже нормально дышать. Джон Нэш (тот самый математик, история которого легла в основу фильма «Игры разума»), получивший Нобелевскую премию в области экономики за разработку теории игр. Это политики, ученые, религиозные и общественные деятели…Предлагаемая вниманию читателя книга объединяет в себе истории выдающихся людей, которых болезнь (телесная или душевная) не только не ограничила в проявлении их творчества, но, напротив, помогла раскрыть заложенный в них потенциал. Почти каждая история может стать своеобразным примером не жизни «с болезнью», а жизни «вопреки болезни», а иногда и жизни «благодаря болезни». Автор попыталась показать, что недуг не означает крушения планов и перспектив, что с его помощью можно добиться жизненного успеха, признания и, что самое главное, достичь вершин самореализации.

Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / Документальное