Порой в толпу овец он ускользает, Их запахом обманывая псов, Порою в норку кролика влетает, Чтоб смолкнул гул собачьих голосов, Иль спрячется в стадах оленьих ловко: Для всяких бедствий есть своя уловка.
Собак разгоряченных он смутит Там, где с другими запах свой смешает, Но вскоре вновь его обман открыт, Их звонкий лай на миг лишь замолкает. Завоют псы, а эхо им в ответ: Как бы и в небе ловят зверя след.
Стоит зайчонок бедный у пригорка На задних лапках, обратившись в слух, Он за врагами наблюдает зорко, К заливчатому лаю он не глух. В тоске больного он напоминает, Что звону похоронному внимает.
Ты видишь, он, запутывая путь, Зигзагами летит, в росе купаясь, Царапая себе шипами грудь, Любых теней и шорохов пугаясь. Топтать смиренных ведь готов любой, А кто поможет справиться с бедой?
Лежи спокойно и послушай дало... Не рвись, ведь все равно тебе не встать! Я от охоты отучу едва ли, Хоть мне пришлось мораль тебе читать. Легко найду я нужные сравненья, Чтоб как-то дать страданьям объясненье.
Что я сказать хотела?" - "Все равно, Прервал он, - все давно об этом знают. Уж ночь, темно...". - "Так что же, что темно?" "Меня друзья давно уж ожидают, И я, бредя во тьме, могу упасть". В ответ она: "Во тьме лишь зорче страсть.
А упадешь, то знай: земля, наверно, К тебе в любви пытается прильнуть... Сокровища на всех влияют скверно, Влекут и честных на преступный путь. От губ твоих спешит Диана скрыться, Чтоб поцелуем ей не соблазниться.
Теперь причина темноты ясна: Стыдясь, луна свои лучи застлала, Пока природа не осуждена За то, что красоту с небес украла И воплотила в облике твоем, Чтоб в ночь затмить луну и солнце - днем.
Луна Судьбу лукаво подкупает, Прося труды природы истребить... Судьба с уродством красоту сливает, Чтоб в хаосе гармонию сгубить, А красоту подвергнуть страшной власти Тиранства, злополучья и несчастья.
Горячка, бред, чумы смертельный яд, Безумие, шальные лихорадки, Болезнь костей, когда в крови горят, Как пламя, сумасшествия припадки, Отчаянье, печаль, весь гнет земной Природе смертью мстят за облик твой.
А из недугов этих ведь любые В мгновенной схватке прелесть сокрушат, И молодости краски огневые, Недавно так пленявшие наш взгляд, Все быстро блекнет, вянет, исчезает... Так снег в горах под солнцем в полдень тает.
Ты девственность бесплодную отбрось Весталок хмурых и монахинь нудных... Им дай лишь власть - пожалуй бы пришлось Увидеть век людей бездетных, скудных. Будь щедр! Чтоб факел в темноте не гас, Ты масла не жалей хоть в этот раз.
Вот это тело - жадная могила, Свое потомство в ней хоронишь ты... Ему родиться время предрешило, Но ты не спас его от темноты. Весь мир взглянул бы на тебя с презреньем, Узнав, что ты запятнан преступленьем!
Себя ты губишь скупостью своей... Так и в гражданских войнах не бывает! Самоубийцы даже ты гнусней, Отца, который сына убивает. Зарытый клад ржавеет и гниет, А в обороте - золото растет!"
"Ты скучной теме предаешься страстно В который раз, - Адонис ей сказал, Но борешься с теченьем ты напрасно, И я тебя напрасно целовал. Клянусь я ночью, нянькой наслажденья, Мне речь твоя внушает омерзенье!
Хоть двадцать тысяч языков имей, И каждый будь из них еще страстнее, И будь он пения сирен нежней Я все равно понять их не сумею. Бронею сердце вооружено, Не будет слушать песен лжи оно,
Чтоб обольщающий напев не вкрался В нетронутый тайник груди моей И там смутить бы сердце не старался, Не дав потом спокойно спать ночей... Нет, госпожа, его терзать не стоит, Пускай никто его не беспокоит.
На лесть твою легко рукой махнуть, Ведь гладок путь, ведущий к обольщенью.. Не от любви хочу я увильнуть, Я к похоти питаю отвращенье. А ты, чтоб в плен потомством заманить, Свой разум в сводню хочешь превратить.
Любовь давно уже за облаками, Владеет похоть потная землей Под маскою любви - и перед нами Вся прелесть блекнет, вянет, как зимой. Тиран ее пятнает и терзает: Так червь листы расцветшие глодает.
Любовь, как солнце после гроз, целит, А похоть - ураган за ясным светом, Любовь весной безудержно царит, А похоти зима дохнет и летом... Любовь скромна, а похоть все сожрет, Любовь правдива, похоть нагло лжет.
Я больше бы сказал, да не дерзаю, Предмет уж стар, оратор же незрел... Итак, тебя с досадой покидаю, Стыд на лице, и в сердце гнев вскипел, А уши, что речам хмельным внимали, Горят румянцем - так их оскорбляли".
От нежных рук, державших на груди, Уходит он, из сладостных объятий Он вырвался. Венера впереди Лишь горе чует, плача об утрате. Как в небе метеор, мелькнув, погас, Так он скрывается во мраке с глаз.
Она за ним следит... Так мы порою Глядим на отплывающих друзей, Когда корабль уже закрыт волною, До туч взлетевшей в ярости своей, И тьма, как необъятная могила, Уже любимый облик поглотила.
Смущенная, как тот, кто вдруг в поток Алмаз бесценный уронил случайно, Как путник, чей погаснул огонек, Бредет в ночном лесу тропинкой тайной, Так и она лежала в темноте, Утратив путь к сияющей мечте.