– Возможно. Хотя думаю основную работу сделало стомилионократное замерзание воды, ну и песок конечно, но подумайте, как давно это было. А всем нашим зданиям всего около десяти или двадцати лет, в конечном счете действие песка, естественно, скажется.
– Только не на том, что находилось, за этим стеклом. – Указала взглядом Спарта.
В центре помещения стояла витрина, в которой выставлялась на обозрение знаменитая «марсианская табличка». Сейчас там ничего не было, кроме красной бархатной подушки и картонки с надписью от руки: «выставка временно закрыта».
Временно, да? Кто‑то был настроен оптимистично.
– Подожди здесь, лейтенант. Я только на минутку.
Она быстро пошла по освещенному дневным светом коридору, в котором произошло второе убийство, осмотрела дверь шлюза в его конце, поднялась по лестнице, заглянула в кабинет помощника мэра. Не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих, она задействовала все свои необычные способности, анализируя и запоминая все, что попадалось ей на глаза.
Затем вернулась к лейтенанту:
– Ты говорил, что у вас есть голографическая модель места преступления.
– Да, я захватил прибор с собой.
– Давай посмотрим.
– Хорошо, инспектор. Если вы дадите мне минутку… – Поланьи повозился со штативом голопроектора, затем отрегулировал прибор. – Вот и готово. Поехали.
Дневной свет исчез, а вместе с ним и люди вокруг. Спарта и Поланьи друг друга не видели. Вокруг них образовалась визуально идеальная реконструкция Ратуши вскоре после того, как местные патрульные прибыли на место преступления.
– Ночь семнадцатого Бореала, двадцать часов восемнадцать минут. – Послышался голос Поланьи откуда‑то из темноты, – что соответствует пятнадцатому сентября на земле.
Витрина была открыта, ее хрустальная полусфера откинута назад, и в скрещенных лучах прожекторов виднелась пустая подушка, на которой почти десять лет покоилась знаменитая марсианская табличка. Вокруг стояло несколько штативов, некоторые с лампами, другие с приборами, нацеленными на пустую подушку.
Рядом, на полу, лежал опрокинутый стул – и чье‑то тело.
– Дьюдни Морланд, – пояснил голос Поланьи. – Высокоскоростная урановая пуля двадцать второго калибра вошла в основание черепа и вышла из верхней части лба. Чистые входные и выходные отверстия, пороховые ожоги, указывающие на то, что выстрел был произведен с расстояния менее метра.
Спарта шагнула вперед. Все виртуальное пространство отреагировало на ее движения; она подходила к телу мужчины на полу, пока оно не оказалось у ее ног:
– А почему урановая пуля?
– Сказать трудно, но такие на Марсе применяются часто, считается, что они обладают хорошим останавливающим эффектом при низкой гравитации.
– Вы нашли пулю?
– Нет. И ту, что убила Чина, тоже не нашли.
– Убийца, должно быть, нашел их с помощью счетчика Гейгера и подобрал. – Предположила Спарта. – Ведь урановые пули делают из отработанного реакторного топлива и они имеют незначительную остаточную радиоактивность.
Она сосредоточила свое внимание на жертве, вглядываясь в голографическое тело на полу. Морланд был тридцатипятилетним ксеноархеологом, который изучал марсианский артефакт под большим увеличением и в различных длинах волн. Он был тучен, с неряшливой светлой бородой, которая клочьями поднималась по щекам. Его волосы свисали спутанными прядями за воротник. Костюм, который, по‑видимому чистили сто лет назад, был из дорогой ткани – твида. Кисет с табаком валялся на полу рядом с ним, а в правой руке он сжимал трубку.
– Поверни, пожалуйста, давай глянем снизу, – попросила Спарта.
Невидимый Поланьи тронул рычаги управления голопроектора. Голографическая реальность медленно поворачивалась, проходя сквозь Спарту, тело можно было рассмотреть со всех сторон. И вот Спарта смотрит из‑под пола на тело Морланда, лежащее лицом вниз:
– Не совсем расслабился, но и страха не выказывает. Судя по всему, он и не подозревал о том, что должно было произойти. Лейтенант, какие у тебя мысли? А что мы на самом деле знаем о Морланде?
– Все, что мы нашли о нем, занесено в банк данных.
– Нужно еще тщательнее покопаться в его прошлом, возможно найдете что‑нибудь еще.
То, что сама Спарта знала о Морланде, хотя и было достаточно подробным, но все же вызывало некоторые вопросы.
Его научная репутация базировалась на трех работах (из нескольких десятков им опубликованных) в которых он по следам, оставленным доисторическими инструментами на обработанных ими артефактах (например рисунки оставленные кроманьонцами на оленьих костях) давал описания и приводил физические характеристики этих самых инструментов. Таких инструментов никто никогда не находил, но его аргументы были убедительны, и никто их не оспаривал.