Венера в мехах

Зачем поэты, и самые лучшие поэты, постоянно выставляют нам события и людей минувших времен? Быть может, суждение мое покажется тебе слишком отважным, но, по-моему, это и есть причина, почему они не производят ничего целого, а только половину чего-то. Инстинктивно чувствую я, что Эгмонт, Мария Стюарт, Варвара Радзивилл и Иоанн Грозный, с его опричниками, не думали, не чувствовали, а еще менее выражались так, как говорят за них поэты. Мы не понимаем, как современные нам люди совершают деяния, возможные только в прошедшем, а между тем, если б поэт вывел на подмостки своих героев такими, какими они были в действительности, сохраняя весь отпечаток давно прошедшего времени, – что положительно никому не доступно, – тогда мы еще менее поняли бы их.

Впечатление целого выношу я только из пьес, где изображается настоящее; таковыми считаю я все хорошие французские комедии, Ревизора Гоголя, Горе от ума Грибоедова и некоторые другие. Я думаю, что только этим путем дойдем мы до прекрасных исторических произведений Так, Шекспир в Укрощении строптивой, Мольер в своем Скупом, в Тартюфе и Мизантропе, Морето в Донне Диане, Бомарше в Женитьбе Фигаро, Лессинг в Минне фон Барнгелъм, Шиллер в Разбойниках, в Коварстве и любви, Гёте в Клавиго и пр. – вывели на сцену своих современников, а мы глядим на их произведения, как на исторические картины, в которых, благодаря их неподражаемой верности, в наших глазах всецело оживает минувшая эпоха. Только такие произведения, как мне кажется, заслуживают названия классических. Как возмутительно глупо играть Разбойников в костюме времен Тридцатилетней войны, когда они должны служить нам мастерским олицетворением периода крайней нужды, душевных бурь и притеснений и ознакомить нас с его жалким исчадием. Не лучше ли было бы в таком случае надеть фрак на Карла Моора и шиньон на «строптивую»? Еще я должен заметить тебе, что немецкие актеры еще более усиливают неестественность многих трагедий, своеобразный пафос и расстановка, с которой они говорят, часто бывают очень комичны Как будто они нарочно изучают способ ходить и двигаться так, как не ходит ни один из людей, владеющих здоровыми членами!

Часы я купил за 80 флоринов, как ты назначила; помаду взял в 1¹/₂ фл., мыло в 1 фл. Не дорого ли это? Могу взять в другой раз более дешевые сорта того и другого. Побрани меня, если ты найдешь, что я неблагоразумен.

Нынче я ел яблочный пирог, но наша Розалия делает его лучше. Целую вас всех.

Твой Гендрик.

14 декабря

Вчера я был у баронессы. Ты права, называя ее своей приятельницей, так как она не только любит тебя, но и понимает, а последнее несравненно важнее. Я глубоко уважаю эту женщину, зная, что она пользуется твоим доверием, а угодить тебе, приобрести твое уважение и сохранить его – вещь нелегкая. Она сейчас же пригласила меня на вечер, на формальный вечер, и таким образом я дебютировал в свете. Естественно, что я встретил тут много дам, очень хорошеньких и умных дам. Танцы не устроились. Кто постарше играл в вист, а молодежь болтала. Я познакомился кой с кем, между прочим с одной пожилой генеральшей, которая когда-то слыла львицею в столице; она и теперь еще носит локоны и сильно румянится, а лиф ее!.. Один из моих товарищей утверждает, что чем старше становятся дамы, тем более спускают они с плеч свои платья. Генеральша покровительствует теперь молодым воинам, и так как я не больше как поручик, то она обошлась со мною крайне милостиво, даже позволила мне надеть мантилью на ее плечи. И другая молодая дама приняла во мне большое участие; она в разводе с мужем, и недавно обожатель ее пал на дуэли, что подало повод к большому скандалу. Эта дама – светлая блондинка, очень бела и очень тяжела; последнее я заметил после того, как имел удовольствие подсадить ее в карету; словом, это одна из нимф в два центнера весом, которых так любил Рубенс.

Довольна ли ты мною?

Видел я там и очаровательную молодую девушку, графиню Аделаиду Потоцкую, и едва не влюбился в нее, глядя на ее прекрасное лицо, напоминающее прекрасных мадонн, на ее черные как смоль волосы, на ее глаза и зубы. Ах! Что это за зубы! Я в состоянии пожелать, чтоб она укусила меня! К сожалению, меня сейчас же представили ей, и разом очарование исчезло, хотя она разумно говорит, много читала и вообще – не картинка из модного магазина.

Сейчас иду на дежурство и потому кончаю свое письмо. Сердечно приветствую всех.

Искренне любящий тебя сын.

17 декабря

Ты спрашиваешь, отчего я страшусь любви? – Я страшусь любви потому, что страшусь женщины. Я смотрю на женщину как на что-то неприязненное. Существо ее, вполне чувственное, так же странно действует на меня, как и неодушевленная природа. Как та, так и другая – привлекательна и страшна.