Венец

Константину не удалось добиться третьего «бенефиса» популярного епископа — по теме «поста». Кириллу хватило ума не связываться с идиотами. Возможно, в силу большей своей грамотности он понимал, что важна анафема Сотираховой ереси, попытки внести рациональность в православие, а не — чем кашу по средам заправлять. Кирилл занял нейтральную позицию:

— А давайте спросим Патриарший престол.

Отмазка — никакая. Есть решение Собора 1157 года. Вполне определённое. Так, только время потянуть.

И тут (и в РИ, и в АИ) в тончайшее плетение высокохудожественных словесных кружев, в изысканное сочетание книжной мудрости, эмоциональности и логичности, в богатейшую гамму ораторских приёмов с паузами, риторическими вопросами, повышением и понижением тона, в сладкий поток восторга поклонников… ворвался грубый и злобный Боголюбский. С мечами своих гридней. Будто огромный голодный зубастый волк в кучку маленьких беленьких ягняток.

Все воздушные замки представляемых будущих усилий и успехов на поприще «привнесения добра и света веры христовой в Русь многострадальную» — рухнули.

В РИ — после измены киевских бояр и указания «некрепкого места».

В АИ — когда я открыл Лядские ворота.

«Всё пропало!».

Остаётся только уповать. На Бога, на чудо. Все прежние планы, намерения, надежды — стали прахом. Глупым и стыдным.

Подобный кризис — «снос», «тотальный и всеобъемлющий бздынь» — пережил у меня на плече Антоний Черниговский. Но Антоний опытнее, «битие». Он уже давно чувствовал свой закат. А для относительно молодого, привыкшего купаться в любви окружающих Кирилла победа Боголюбского — удар поддых на взлёте в рассвете.

В РИ этот удар перевернул его жизнь. По возвращению из Киева Кирилл отказался от сана, снова ушёл в монастырь. Управление епархией, проповедничество — перестали быть ему милы. Он сосредоточился на «добром, разумном, вечном»: на литературной деятельности. Хотя превзойти свою «притчу о хромце и слепце» не смог.

Глава 571

В моей АИ, где «я — есть», возникла точка бифуркации. Не в истории человечества, а в истории конкретного человека. Освободив его от насильника, я навязал ему долг. «Нет греха страшнее неблагодарности». Заставил принять участие в коронации Боголюбского. Выбрать сторону. Переметнутся. По сути: предать своего князя.

Туровские князья сторонники волынских и противники юрьевичей. Нынче так.

Родоначальник этой ветви рюриковичей долго и злобно бил волынских вместе с Долгоруким. Потом, после смерти того, выгнал из Турова его сына Бориса.

Славословить другого сына Долгорукого — Андрея, присутствием своим поддержать венчание его на царство — измена? Или… тропинка к примирению между Туровым и Суздалем? Первый шаг по этой тропке.

«Западная коалиция»: Гродно, Туров, Волынь, Галич десятилетиями враждебна «Восточной» — Суздаль, Муром, Переяславль, а теперь, после смерти Ростика, измены Новгорода, «крысятничества» Жиздора, и «Срединной» — Смоленск, Полоцк, Рязань.

Развал «Западной коалиции» — условие пресечения усобицы на «Святой Руси». Совсем без войны не обойтись, но хорошо бы перетянуть на свою сторону «младших партнёров» Волынских. Кирилл, с его общерусским авторитетом книжного мудреца и «правильного» христианского пастыря, мог стать одним из факторов. Причиной, по которой сотню-другую Туровских и Пинских гридней не придётся убивать, тысячи мирных жителей не будут угнаны в полон из сожжённых деревень и городков.

Сильнейшее душевное потрясение от «отдраконивания», в котором я застал его, не дало ему сил и времени на глубокое, логическое, взвешенное осмысление возможных раскладов. Сработали типовые реакции: благодарность к спасителю, стремление к проповеди мира и смирения, предчувствие эйфории от выступления перед многочисленным собранием и восторга слушателей…

Кирилл пришёл в Десятинную. И «вострубил осанну». «Хромцу» из своей притчи, ворующего виноград из господского виноградника, который обязался охранять. Государю Всея Руси.

— Заковать, заткнуть, замотать. В сани и к нам на подворье.

«Поле боя», в смысле: подземелье, имитирующее древнюю Иерусалимскую мусорку, осталось за нами. Включая живого «хрипатого». Пока живого. К нему и относилась моя реплика.

Топор попал ему в голову вскользь. Содрана кожа с виска, пол-лица залито кровью, серьёзная контузия. Выживет? — Иншалла. Дорезать? — А надо ли? Человек, способный «отдраконить» «златоуста»… нечастое явление. У всех — табу, а архипастыри на Руси… разные. Некоторых придётся… «нагибать». «Архи-мастер нагибалова архи-иереев». В хозяйстве может пригодиться. Забираем и оказываем первую медицинскую. Дальше… по воле Божьей.

Охрим командовал упаковкой пленного и одновременно комментировал «бой на саркофагах»:

— Черниговские. Из Любеча. Охотники. Знали куда лезть — прибарахлились не худо. Вояки… так себе. Рубить могут, колоть или, там, слив с переходом — нет. Выпивши. Мы их всех… А вот монашек, которого они на гробах каменных… воет. Дорезать?

— Нет. Возьми у игумена ещё сани. Под монашка. И ещё одни — под барахло.